Сергей Жадан - Интернат

— Хуй там, — не соглашается мужик. — На третьем.

— На третьем, — мирит их Паша.

— Точно, — удовлетворённо поддакивает мужик.

— Слушай, — говорит Паша, решившись, — здесь же в подвале ваши сидят. В этом же подъезде. Правильно?

— В подвале? — переспрашивает мужик.

— Ну.

— У нас подвалы водой залило, ещё перед праздниками, — говорит мужик.

— Суки, водопровод перебили, трубы прорвало, залило всё, — поддерживает его длиннотелый. — Пидарасы, — добавляет твёрдо.

— Подожди-подожди, — не верит Паша, — как залило? Там же люди сидят.

— Что-то ты путаешь, — отвечает на это мужик. — Нет там людей.

— Точно, — поддерживает его, подходя ближе, длиннотелый. — Нет там людей.

На их разговор оборачиваются ещё несколько мужчин. Подходят ближе, смотрят недоверчиво, прислушиваются, изучают.

— Ты понял, да? — длиннотелый обращается к пацану лет двадцати с периной на спине. — Говорит, люди в подвале.

— Нету там людей, — хрипло отвечает пацан.

— Нету, нету, — подтверждают остальные.

— Точно, — глухо повторяет кто-то из темноты. — Нету. А кто такой? — спрашивает он про Пашу.

— Ветеринара брат, — объясняет длиннотелый. — Знаешь? На четвёртом живёт.

— Знаю, — отвечают ему из темноты. — На третьем.

Нужно отсюда уходить, думает Паша, прямо сейчас, куда угодно. Но как тут уйдёшь. Когда на тебя смотрят двадцать пар глаз. Смотрят неотрывно, смотрят с подозрением.

— Чисто! — кричат за спиной.

Все сразу забывают про Пашу и поворачиваются на голос. Из подъезда выходят двое. Один совсем подросток, худой, по-школярски ломаная походка. На голове кубанка, на груди автомат. Картинно держит руки на стволе и прикладе. Другой явно за главного: тоже кубанка, тоже автомат, но обвешанный какими-то кинжалами и пистолетами, как в кино.

— Чисто! — повторяет молодой, снова-таки картинно достаёт сигарету, бросает её в рот, выхватывает зажигалку, пробует закурить.

Но зажигалка заедает, лишь искры летят в синюю вечернюю тьму. Парень нервничает, все смотрят на него с неприкрытой агрессией. Мол, чего выпендриваешься.

— Давай заходи, — добавляет от себя старший и отходит в сторону.

Но сбившиеся у подъезда люди заходить внутрь не спешат. Стоят, думают. Паша незаметно оттягивает малого в сторону. Но что-то в нём срабатывает, что-то сдерживает, он разворачивается, подходит к лавочке, пробует ногой, что там лежит, похожее на мёртвого пса. Оказывается, шуба. Женская шуба. Мокрая и вымазанная глиной. С оторванным рукавом — тот валяется отдельно. Паше на мгновение кажется, что он узнаёт эту шубу. Хотя как тут можно быть уверенным? Или всё-таки можно?

— Эй, — окликает он мужика. — Чья шуба?

— Я ебу? — мужик оглядывается и смотрит на Пашу тяжело, неприязненно.

Паша кладёт малому руку на плечо, они идут по асфальтовой дорожке, мимо второго подъезда, третьего, четвёртого. Никого не жалко, повторяет Паша, никого.

За липовой аллеей выходят к детскому садику. Пролезают сквозь дырявый забор, поднимаются на крыльцо, садятся на ступеньки.

— Есть хочешь? — спрашивает Паша.

Малой отрицательно качает головой.

— Куда мы теперь? — спрашивает.

— Попробуем выйти, — предлагает Паша.

— В темноте? — недоверчиво спрашивает малой.

— Вроде спокойно, уже не стреляют, — предполагает Паша.

— Перебили всех, вот и не стреляют.

Паша лихорадочно решается.

— Посиди тут, — говорит вдруг. — Подожди меня.

— Ты куда? — пугается малой.

— Посиди-посиди, — кричит ему Паша.

Встаёт, снимает рюкзаки — сначала малого, потом свой, берёт биту, подходит к двери. Толкает. Дверь легко поддаётся, со скрипом открывается. Пахнет столовой и многодневной сыростью. Паша достаёт мобильник, хочет подсветить, вспоминает, что тот почти разрядился. Да и не нужен здесь свет: окна в коридоре выбиты, за оконными рамами тяжело висит низкая луна. Хоть иголки собирай, думает Паша и идёт по коридору. На полу протёртый до дыр ковёр, рваный в нескольких местах. Горшки с замёрзшими цветами на стенах, чугунные батареи под окнами покрашены в белый цвет — Паше кажется, что он вернулся в собственное детство, отчего ему сразу же хочется повеситься. Открывает дверь в следующую комнату. По полу рассыпаны игрушки: машинки, самолёты, медведи с оторванными конечностями. У игрушек такой вид, как будто они умерли. Причём не своей смертью. Следующая дверь открыта. Паша настороженно всматривается в коридорную тьму: коридор без окон, лунный свет сюда не попадает, что там дальше — непонятно. Внезапно у него под ногой что-то тонко вскрикивает. Паша отскакивает в сторону, выставляет перед собой биту. Тихо. Приглядывается. Видит резиновую дворнягу.