Сергей Жадан - Интернат

— Ну?

— На годовщину смерти мамы. Ну бабушки твоей. Написал, чтобы напомнить. Я его потом спрашиваю: чего ты не позвонил? А он говорит: боялся, что расплачусь. Представлять? Я думаю, он с нами из-за этого и не говорит: боится, что расплачется.

— А я думаю, — говорит малой, — он с вами не говорит, потому что говорить с вами не о чем.

Паша молчит. Встают, направляются к выходу. Паша внезапно возвращается, берёт с подоконника консервы, ставит их на пол.

— Зачем? — не понимает малой.

— Псам, — коротко поясняет Паша.

Выходят под луну. Пересекают поле, находят дыру в бетонной стене. Дальше овраг, тропка, сожжённый грузовик, попавший сюда непонятно как. Долго идут по высокому камышу, тропка выводит к железнодорожной стрелке. Начинаются вагоны. Пройти бесконечным коридором из обгорелого железа, пролезть под чёрной от сажи цистерной, вылезти на платформу, оказаться на вокзале.

Людей стало ещё больше. Хотя бомбили вроде бы именно тут. Те, что пришли раньше, смотрят на вновь прибывших с недоверием. Мол, нам и самим места не хватает. Со стороны всё это напоминает корабль, идущий на дно в открытом океане. И вот пассажиры сидят, смотрят на прибывающую воду, а в это время откуда-то из глубин океана выплывают пассажиры ещё одного корабля, который уже успел благополучно затонуть. Лезут на корабль, хватаются за тросы и спасательные круги, радуются, что всё так хорошо сложилось. А те, что сидят наверху, на палубе, смотрят на них с ненавистью, сыплют проклятиями, негодуют, не проявляя никакого сочувствия, ни капли сопереживания. Хотя потонут, ясное дело, все.

В зале ожидания Пашу сразу же вычисляет патруль. Двое молодых, в новенькой, незапачканной форме, будто только что с парада. Выуживают Пашу с малым из пёстрой бабьей толпы. Подходят, подчёркнуто вежливо здороваются, подсвечивают фонариками, просят показать документы. Пока Паша роется в карманах, с подозрением разглядывают кровь на рукаве его куртки, свежую глину на ботинках, тёмные мешки под глазами, воспалённый от усталости и ходьбы взгляд. На малого смотрят без интереса. Разве что цепляются взглядом за бейсбольную биту, торчащую у него из рюкзака. Но кто их знает, этих здешних: может, они просто бейсбол любят, нужно будет расспросить у начальства. Листают Пашин паспорт, недовольно хмыкают, увидев на первой странице флаг. Ещё не привыкли, что здесь у всех паспорт с вражеским для них флагом. Находят прописку, возвращают документы.

— Что вокзал? Работает? — спрашивает Паша, осмелев. Говорит так, как и они, на правильном русском, даже акцент старается изобразить, хотя это особенного впечатления на военных не производит.

— Ни хуя здесь у вас не работает, — неохотно отвечает один. Второй вообще отворачивается от Паши, чтобы не отвечать.

— Как нам отсюда выехать? — не сдаётся Паша.

Военный меряет его взглядом. Паша собирается отступить, но перехватывает взгляд малого, который смотрит на военного, как на жабу. То есть без симпатии. Тогда и Паша скользит по нему взглядом, снизу вверх. Замечает подстриженные ногти, замечает порез на шее после бритья, замечает, как военный шмыгает носом, простудившись, очевидно, в боевом походе. Совсем пацан, думает Паша, призывник.

— Вы же представители новой власти? — спрашивает Паша, не скрывая сарказма. — У меня ребёнок на руках.

— Вы в полной безопасности, — поворачивается к нему второй. Широкие скулы, узкий разрез глаз, сами же глаза какие-то заплывшие. Тоже пацан.

— Хорошо, — соглашается Паша. — Новая администрация может обеспечить питанием временно перемещённых лиц?

— Каких лиц? — не понимает узкоглазый.

— Временно перемещённых, — повторяет Паша. — Мы, — тычет он в малого мёртвым пальцем, — временно перемещённые лица. Мы тут временно, ясно? Вы — новая администрация, да?

— Да, — соглашается узкоглазый. — Послушайте, — говорит он доверительно, — обратитесь к коменданту.

— Где это? — деловито уточняет Паша.

— В комнате дежурного по вокзалу. Знаете?

— Знаю, — сухо отвечает Паша, берёт малого за руку, обходит патруль, идёт через зал ожидания, переступая через сонных, временно перемещённых пассажиров, расположившихся где только можно: на полу, на подоконниках, под колоннами.

Новоприбывшие прибыли почти без вещей — похоже, совсем не имея времени собраться, выбегали в чём были, прихватив, что под руку попалось. Кто-то спит на своём же пальто, кто-то — на покрывале, кто-то положил под голову зимние сапоги. Никаких чемоданов, никаких мешков, тёмные от страха лица, отяжелевшие веки, морщины вокруг глаз. Спят, прижимая к себе детей — чтоб согреть своим теплом, чтоб защитить своим телом. Паша переступает осторожно, чтобы никого не задеть. Малой тоже старательно перепрыгивает сонные тела. Возле комнаты дежурного двое автоматчиков — сидят, развалившись, на офисных креслах. Один дремлет, другой копается в телефоне, смотрит какие-то фото. На Пашу даже не смотрят — просто один перекрывает вход автоматом. Пашу это, тем не менее, не останавливает.