Сергей Жадан - Интернат

— Куда теперь? — малому неловко за недавние слёзы, он старается говорить спокойно. Хотя видно: продолжает бояться, голос дрожит, хочет спрятаться в какую-нибудь щёлку.

И Паша за него боится. Дойдёт? — сомневается он. Не дойдёт? Может, лучше сразу — к врачу? То есть к ветеринару.

— Тут недалеко подвал, — думает Паша вслух. — Если туда добежим, можно будет ночь пересидеть. Это недалеко.

— А ты найдёшь? — недоверчиво спрашивает малой.

— Тут минут пятнадцать, — успокаивает его Паша. — Дворами пройдём, там два квартала, потом стройка какая-то, за ней высотки. В третьей от дороги они и сидят. Или в четвёртой, — добавляет Паша, засомневавшись. — Найдём, — говорит снова уверенно.

— Ну давай, — соглашается малой.

Паша вынимает мобильник. Только восемь. Такое впечатление, что они третьи сутки бегают. Мобильник, кстати, садится. Кстати.

Проходной двор чернеет между двумя вытянутыми с юга на север рядами пятиэтажек. Старые перемонтированные бараки, построенные, очевидно, от заводов, очевидно, для своих. Свои, очевидно, за это время никуда не съехали и до последнего держались за свои норы, не пуская туда чужих. В любом случае народ тут живёт небогатый: большинство окон с деревянными рамами, только несколько квартир со стеклопакетами и утеплением. Подъезды без домофонов, балконы застеклены через один. Хотя много спутниковых антенн. Одно слово, жильё не элитное. Изуродованная детская площадка, оборванные качели. Паша с малым идут, опасливо оглядываясь на пустые окна и стараясь не шуметь. В ровном лунном свете они — как на ладони. Как фигурки в тире. Проходят один барак, за ним другой, за ним ещё пару. Когда выходят на соседнюю улицу, Паша с облегчением выдыхает. Доходят до перекрёстка, смотрят по сторонам, перебегают дорогу, проходят ещё квартал. Пока что всё по плану: впереди пустырь, на нём следы стройки — котлован, забор, железобетонные плиты. Под ногами песок: идти приходится по тропинке, чтобы не обходить стройку и сократить путь. Выходят к девятиэтажкам.

— Всё нормально, — говорит Паша. — Дошли.

Тихо, стреляют разве что где-то за спинами, там, где они были полчаса назад. Первый дом, второй. Подходят к третьему. Паша чувствует, что что-то не так, что-то не на месте. Но не может понять, что именно. Заходят за угол, натыкаются на толпу. Человек двадцать. Стоят у подъезда. Паша хочет нырнуть назад, за угол, в темноту, но понимает, что их уже увидели и бежать поздно. Их действительно увидели, но внимания на них не обращают, все стоят, напряжённо глядя на дверь подъезда, как будто оттуда вот-вот появится что-то ужасное. Паша с малым подходят ближе, встают сбоку.

— Здесь? — спрашивает малой тихо.

Паша приглядывается. Девять этажей. Тёмные дыры вместо окон. Разбитая лавочка. Возле лавочки что-то чернеет. Похоже на мёртвого пса. Паша вздрагивает, но стоит, не отходит.

— Вроде здесь, — говорит неуверенно. — Чего стоите? — спрашивает мужика перед собой.

Тот оборачивается — широкий картуз, бабья разлезшаяся куртка, тренировочные штаны, остроносые ботинки из искусственной кожи. Лет пятьдесят, но видно, что чем-то болеет, поэтому и выглядит не на свой возраст.

— Домой хотим попасть, — отвечает со злостью. Говорит по-русски, но одно слово через два — украинское. — Город освободили, эти новые, — показывает на подъезд, — уже тут. Можно возвращаться домой.

— И что? — не понимает Паша.

— Говорят, заминировано, — сплёвывает на асфальт мужик.

— Кто говорит? — не понимает Паша.

— Ну эти, новые — поясняет мужик, показывая на группу военных, стоящих возле двери. — А хули тут минировать?

Паша оглядывает толпу и, наконец, понимает: здешние, из этого подъезда. Пока в квартале стреляли — разбежались. Теперь вот эти, новые, заняли город — они и вернулись, будто ничего и не было. Стоят, кто в чём — кто в куртке, кто в пальто, кто с мешком в руках, кто с телевизором: выбегая из дома, хватали, очевидно, самое ценное. Возле выбитой двери подъезда стоят военные — эти, новые: папахи на головах, непонятная форма, непонятные шевроны. Паша таких никогда даже не видел. Вполне возможно, приехали с той колонной, которую они сегодня видели.

— Ты сам — кто? — вдруг поворачивается к Паше мужик. — Тут живёшь?

— Брат тут живёт, — отвечает Паша. — Ветеринар.

— А, — соглашается мужик, — знаю, на третьем этаже.

— На четвёртом, — возражает ему сосед: худой, длиннотелый, в мокрой шляпе, в какой-то растерзанной кожанке и огромных, не по размеру, валенках.