Гости выслушали хозяина, собирались с мыслями.
А что было говорить Щербичу Макару Егоровичу, родившемуся и выросшему в соседней деревеньке Борки, волею случая да ценой собственного трудолюбия выбившемуся в люди, ставшему состоятельным гражданином? Его образ жизни, его воспитание в семье, потом учёба в гимназии в городе благодаря неимоверным стараниям его родителя Егора Егоровича, простого садовника при пане Буглаке, всё говорило о почитании власти. Раз Бог дал царя Николашку править Русью – хорошо; теперь такую власть, рабоче-крестьянскую – так тому и быть. Он не политик и во власть не рвётся. Ему бы спокойно работать, претворять в жизнь свои планы, растить детей, нянчить, пестовать внуков, большего и не надо. И за своё богатство, за деньги он не держится. Он хорошо помнит ту жизнь, когда жили с отцом и матерью, довольствовались малым, и ничего, жили. Не роптали, не скулили, а трудились, не покладая рук. С жиру не бесились, но и с голоду не пухли. Жили как все, как жило большинство трудового люда.
– Нет, братцы, я в такие игры не играю, – заговорил, наконец, Макар Егорович. – Батюшка мой, царствие ему небесное, так воспитал меня, что я – самый мирный человек. Ни к чему мне это мальчишество, махание шашкой. Нет, увольте. Я понял, отец Василий, как ответил ты вербовщику, и моё слово твёрдое – нет!
– Какие ж вы хорошие! Прямо хоть к ране приложи, – возмутился Логинов. – Иметь всё, а тут отдать без боя. Я не узнаю вас, друзья мои, не узнаю.
– И что ж ты предлагаешь, Николай Павлович? – оживился батюшка.
– Если эта голытьба сообразила сообща отнять власть, так почему мы не способны объединиться да защитить её, ту нашу власть? Иль кишка тонка?
Спор разгорался с новой силой. Дело доходило до рукопашной, когда Макар Егорович хватал за грудь бывшего старосту деревни Вишенки. И тогда между ними становился священник отец Василий.
– На личности не переходить! – гремел голос батюшки. – Берите с меня пример, заблудшие друзья мои, и все у вас наладится.
С самим хозяином мериться силой гости как-то остерегались, не пробовали, зная его силищу и крутой не в меру нрав.
– Нет, ты мне скажи, Макарушка, – в очередной раз допытывался Николай Павлович. – Тебя устраивает нынешнее положение дел? Твоё теперешнее место в обществе?
– Да! – твёрдо стоял на своем Щербич, и тут же с не меньшей уверенностью утверждал обратное: – Нет!
– Тогда какого рожна ты остаёшься в стороне, скажи мне, Исусик?
– Война, кровь – это не по мне, – не сдавался соперник. – Что может быть страшнее крови односельчан на руках, руках православного человека?
– Истину глаголешь, сын мой! – вскакивал с места батюшка.
– А прихода, возвращения царя на трон не желаешь? – не сдавался бывший староста деревни Вишенки.
– Желаю.
– Так помоги этому, чёрт тебя побери! Ты же можешь! Это в твоих силах!
– Нет, не буду. Я – мирный человек.
– Ах, ты хочешь остаться в стороне? С чистыми ручками? Загребать жар чужими руками желаешь? На чужом горбу в рай въехать намериваешься?
– Последний раз тебе говорю, что я против новой власти. Но против её не пойду! – отвечал честно, но загадочно.
– Чистюля! Хлюпик! Слюнтяй! – выходил из себя Логинов. – Червяк земляной! Убожество трусливое!
– А вот за это можешь и по зубам схлопотать, – подскакивал с места Щербич, пытаясь достать до челюсти соперника.
Но тут вовремя с завидной сноровкой для его большого тела вклинивался отец Василий, и опять за столом воцаривалось временное перемирие.
– По маленькой? – пытливо обводил взглядом гостей хозяин, а руки снова и снова наполняли водочкой рюмки. – За мир, за смирение, за уважение к противнику, иль мы не старые друзья-приятели? За благородство!
И снова выпивали, и опять сходились в жарком споре.
К тому моменту, когда матушка Евфросиния убрала со стола который по счёту пустой графинчик и недвусмысленно намекнула отцу Василию о поре и знании чести, между друзьями было заключено очередное соглашение. Но оно уже касалось нанесения визита к мадам Морозовой с целью засватать её младшенькую Лизоньку за самого выгодного жениха в округе Стёпку Щербича. За отсутствием водочки пришлось утверждать сие согласие наливочкой. Но! По кружке и тайком, второпях, пока матушка не вернулась на кухоньку.
Батюшка вызвался возглавить сватовство лично. Николай Павлович добровольно сдал позицию первого свата, поскольку последнюю кружку наливки душа приняла через силу. Да и смешавшись в чреве с выпитой ранее водкой, сей коктейль воздействовал на него не самым лучшим образом. В отличие от священника, который выглядел среди честной компании почти трезвым аки стёклышко, он отрывал своё тело от стула с трудом, регулярно роняя себя то на стенку, то на стол, то на сидящего рядом Щербича.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу