Виктор Бычков - Вишенки

А ведь Кузьма в чём-то оказался прав. Спустя годы Данила в этом не раз убеждался. Начать хотя бы с того, что за всё это время он, Данила, ни разу не увидел в глазах, не услышал из уст земляков ни единого укора в свой адрес. Он твёрдо был уверен, что вся деревня знала их историю с Ульянкой. Но! Может быть, что-то за глаза и говорили, обсуждали эту новость, в деревне по-другому и не бывает. Однако вот чтобы открыто уколоть – нет, не видел и не слышал. И, что самое главное, детишки его родные живут, как ни в чём не бывало. Как будто так и надо, как будто не их мамка согрешила с соседом. Он видит, как бегают они к Гриням, и бегали с того самого дня. Пытался, было, строжиться, запрещать, так куда там, всё равно ходят, как и прежде.

И в голодный год ходили, Грини подкармливали ребятню. Тогда тоже злился Данила, да ещё как! Но злость на себя была за то, что не смог прокормить семью так, как надо, что люди должны спасать от голода его ребятишек. Злился, страшно злился, но терпел, ради тех же детишек и терпел, наступил себе на горло. Но всё равно так и не простил Ефиму, может быть, злость, ярость в отношении бывшего друга стали ещё больше, ещё сильнее. Одно на другое наслоилось, увеличив, усилив до небывалых размеров ненависть к Ефиму.

Несколько раз пытался глазами своих детей, Марфиным взглядом посмотреть на события того ужасного дня, войти в положение. Но не мог до конца додумать, срывался на злость, матерки. А тут сын Кузьма, мол, пойми и простишь! Ага! Разбежался! Ненависть так вошла в жизнь Данилы, в его плоть и кровь, что вряд ли когда-либо сможет выветриться, сгладиться, забыться. Как бы не так! Это его ноша, его, Данилы, крест продолжать и дальше жить с камнем, нет, с огромным-преогромным валуном в душе.

Простил ли он Марфу? Кто его знает? Он и сам понять не может, простил ли, нет ли? Хотя разговаривают, общаются друг с другом, обсуждают семейные вопросы, в гости, на собрания ходят вместе. Но вот тех отношений, тех чувств, что были до того случая, между ними уже нет. Бывает, когда Данила забудет на мгновение, тайком любуется женой своей, комок благодарный в горле застревает, и вдруг озарит, и всё! Исчезает тот комок, ему на смену приходит ком обиды, громаднейший злости и ещё чего-то такого гадкого, паскудного, чему он не может дать точного названия, однако оно мешает, не даёт ему жить той, прежней жизнью. И ещё становится плохо, так плохо, что жить не хочется. Появляется желание завыть по-волчьи или закричать, заорать так громко, чтобы земля раскололась, лопнула.

А к Ефиму ненависть закостенела, осталась на прежнем уровне. Стала неотъемлемой чертой характера. Он с ней засыпает и просыпается каждое утро. Всё ж таки предательство друга, да какого друга – самого лучшего, надёжного, с кем не только пуд соли, а тонны горя хапнули, пережили вместе, в окопах вшей кормили, друг за друга насмерть шли – это не кот начихал, так просто не проходит. Нет, Данила не относит себя к тем людям, кто прощает предательство.

Несколько раз Ефим пытался помириться, приходил даже с бутылкой водки в дом к Даниле, но не тут-то было! Кольцов Данила не из тех людей, кто легко забывает, запивает водкой кровную обиду. Рана это, рана на душе его, её водкой не зальёшь, не залечишь. Как нельзя повернуть время вспять, так, наверное, нельзя вернуть прежнюю дружбу между Данилой и Ефимом. Да, он сожалеет, сильно сожалеет о потерянной, разорванной дружбе, но не простит. Так и умрёт, когда придётся, когда Бог решит призвать к себе, с болью в душе, с обидой, со злостью на некогда лучшего друга в жизни.

А девчушка ничего. Красивенькая. На мать Марфину и Глашкину похожа. Ещё красивее, чем мамка с тёткой. А может, это потому, что ребёнок? Ведь детишки все красивые, это когда состаримся, одряхлеем, тогда все становимся на одно сморщенное, дряхлое лицо.

Данила иногда даже любуется девчушкой тайком. Это ж надо! Но характер?! Оторви и выбрось! И в кого она такая? Понятно, что Грини в ней души не чают, пылинки сдувают, балуют почём зря. Глаша почти каждые выходные бежит на попутную машину, везет в город яйца, масло, творог со сметаной, продаёт на колхозном рынке, все девчонке обновы покупает. В деревне так никого не одевают и обувают, как эту пигалицу. Даже те девчата, что на выданье, которые сами уже работают в колхозе, и те не так одеваются. Если Даниловы дети фабричную обувь надевают только по праздникам, а то всё в лаптях да в лаптях, даже в школу в них ходят, то эта – не-е-ет! А как она играет мамкой и маменькой? Вот же пройдоха, которых свет ни видывал!