Виктор Бычков - Вишенки

А тут и первый гусеничный трактор поступил, его тоже надо было изучить, что и делали дядя с племянником с превеликим удовольствием. Уставшие, но довольные только к ночи возвращались в общежитие, наспех перекусывали припасённым с ужина куском хлеба, запивали кипятком и падали на кровать, засыпая мгновенно.

Уже в конце марта, когда снег практически растаял, в район на жеребце верхом приехал председатель колхоза Сидоркин Пантелей Иванович. Где и по каким кабинетам он ходил, Ефим с Кузьмой не видели, только к вечеру вдруг появился на курсах, вызвал к себе Гриня с Кольцовым.

– Ну всё, парни, отучились! Молодцы, спрашивал про вас, хвалят, так и должно быть. Завтра с утра едем в МТС, забираем свой трактор, цепляете плуг трёхкорпусной, заправляете керосином полный бак, и вперёд! На Вишенки!

– Как? Своим ходом? – зачем-то уточнил Кузьма.

– Нет, за жеребца Ворона зацепим, пускай тащит, – рассмеялся председатель. – Конечно, своим ходом, Кузьма Данилович! Каким же ещё? Да, обозом сегодня отправили масло и керосин для вашего агрегата в деревню, так что…

С этого момента Сидоркин называл трактористов только по имени-отчеству, заранее возведя их в люди необыкновенные, умеющие управлять такой сложной техникой как трактор СХТЗ.

– И ещё одна радость, парни, – Пантелей Иванович хитро посмотрел на трактористов. – Пока поработайте на одном, а к осени обещали гусеничный ХПЗ, вот! Это вам не кот начихал, а будет таскать за собой плужок с восемью корпусами!

– Вот это да! – восхищенно заметил Кузьма. – Мы такой трактор учили с дядей Фимкой. Он ещё называется Г-50 или Г-75! С кабиной!

– Ну-у, какая там кабина? – осадил племянника Ефим. – Так, крыша над головой, навес, не больше. А вот что мощный трактор, это факт. Ты прав, Пантелей Иванович, с плугом-то. Это ж сколько лошадей да воловьих пар заменит один такой трактор? Страшно даже подумать!

– Не говори, – поддержал председатель. – Так что, Ефим Егорович, пока до осени на этом тракторе поработаете вдвоем, руку набьёте, потом передашь Кузьме Даниловичу. А сам на ХПЗ рулить будешь.

– Как? – снова удивился Кузьма, не веря своему счастью. – Я сам буду работать? Один на тракторе?

– Ну, почему один? – снова улыбнулся Сидоркин. – Можешь мамку с собой брать, если боишься.

– Что вы, что вы, Пантелей Иванович! – замахал руками парень. – Я не к тому.

– А к чему?

– Сам себе не верю, ушам своим не верю, что я – и трактор! Один на один с такой махиной!

– А ты верь. Без веры нигде толку не будет, ни в каком деле.

Трактор подготовили с самого раннего утра, сложили ключи, инструменты, выехали со двора МТС сразу после завтрака, направились в сторону дома. Рулил сначала Ефим, Кузьма сидел сбоку на крыле колеса, с интересом рассматривая окрестности, потом в дороге несколько раз менялись местами.

Уже перед Слободой, когда время было далеко за полдень, Кузьма стал настойчиво проситься к рулю. Ефим его понимал: мальчишка, ему бы покрасоваться перед знакомыми и друзьями. В то же время, он и сам был бы не прочь въехать в деревню за рулём. Взыграло и у него самолюбие! Однако погасил в себе эту мимолетную вспышку, уступил руль племяннику.

К огромному удивлению обоих, сразу за мостом через Деснянку на въезде в Слободу их встречала толпа народа. Помимо слободских Ефим заметил в отдельно стоящей стайке знакомые рожицы. Это под предводительством Вовки прибежали из Вишенок навстречу старшему брату Вася, Фрося и Стёпа.

Вот они выбежали вперёд, радостно замахали руками. Из-за шума трактора расслышать было трудно, что они кричат, но восторг малышни легко читался на их лицах. Пришлось Ефиму сойти с трактора, уступить место гостям, которые с превеликим удовольствием по очереди восседали рядом со старшим братом, неимоверно гордясь собой.

А на краю сада перед Вишенками их встречала вся деревня. Но Ефим выделил для себя Глашу и Марфу, отыскал их глазами и больше не упускал из вида.

Прижавшись друг к другу, женщины с удивлением смотрели на дорогу, на этого железного, гремящего и чадящего монстра, что неумолимо приближался к ним. Ефим решил, было, сразу подойти к ним, потом всё же передумал, увидев рядом с ними и Данилу. Что-то удержало мужчину, что, он пока не понял, не разобрался в себе. Но соседство Марфы, Данилы и Глаши, людей, что особенно дороги ему и перед которыми подспудно, на уровне подсознания чувствовал свою вину, было для него неприемлемо. Притом вину не маленькую, как за не отданный взятый в долг один рубль, а большую, во сто крат большую.