Виктор Бычков - Вишенки

Старшие детишки противятся, не хотят идти в школу, понимают, что мама с папой не в силах всех сразу учить. Кузьма сразу заявил категорически:

– Не обижайся, папа, но как ты себе представляешь: я и Васька за одной партой? Да вы с мамкой и так еле-еле справляетесь. Что, я не вижу, как вы в струнку тянетесь? Нет уж, пускай младшие учатся, а я работать буду. Вон, дядя Пантелей говорит, чтобы я года два-три попас коров летом, зимой на ферме поработаю, а потом и в старшие скотники определит, если другой работы не подвернётся.

Хотел, было, Данила стукнуть кулаком по столу, как в ранешние времена, настоять на своём, только встретился вдруг с холодным, упрямым блеском сыновних глаз и отступил, сдался. Прав, холера его бери, прав, как ни крути! Без помощи старших не поднять младших детишек. Стыдно признаться, но сам Данила, один, не справится, не сдюжит.

И Надежда вслед за братом отказалась от школы. Тут на её сторону и жена Марфа встала. Говорит, девке важно не образование, не должности, а удачно замуж выйти, детишек нарожать, да всю жизнь о них, о папке ихнем заботиться. Согласился тоже. Жена, она баба, ей бабье видней. Не гоже ему лезть в бабьи дела. А дочурку тоже жаль.

Так бы и жил, не поднимая глаз от земли, в заботах, в тревогах.

Но, видно, Бог всё-таки есть, жизнь скроена не только из плохого, но иногда и хорошие весточки подбрасывает. Это, видимо, чтобы русский мужик тоже видел иногда солнышко в окошке.

Казалось бы, так и будет Кольцов гнуться к земле, не разгибаясь, ан нет! Тут две новости хорошие подоспели: не ждал, не надеялся, а они пришли, и принёс их сам председатель колхоза.

Специально на ферму, где Данила вывозил навоз, приехал Пантелей Иванович.

– Пойдём-ка, Данила Никитич, поговорить надо.

Воткнул вилы в навозную кучу, вышли из сарая на свежий воздух, закурили председательских папирос.

– Посоветоваться с тобой хочу, Данила, – Сидоркин присел у стенки, затянулся. – По весне нам в колхоз дают два трактора, понимаешь? Целых два трактора с плугами, боронами! Во жизнь будет! – мечтательно расплылся в улыбке председатель.

– Хорошо, если так. А то в соседних колхозах уже давно трактора есть, а мы на отшибе, в лесу, о нас и забыли, – разделил радость Сидоркина Данила. – Только я тут при чём? Не пойму.

– При том, дорогой мой, при том. Хочу я, планирую отправить в район на курсы трактористов твоего друга Ефима, он уже согласен, я с ним говорил.

– Да? Ну и правильно! Фимка – мужик грамотный, ответственный, так тому и быть. Я его на фронте в разных боях да переделках наблюдал, ты же знаешь, вместе служили. Надёжней Фимки я людей не видал. Так что не ошибёшься, Пантелей Иванович, с Ефимом-то.

– Согласен. Я тоже такую думку имею. Но в помощники ему морокую дать и направить на обучение на всю зиму с ним вместе твоего старшего, Кузьму. Как думаешь, справится? Я за твоим парнем давно смотрю, нравится он мне. Хорошего вы с Марфой хлопца родили, молодцы. Да и Ефим Егорович его выбрал в свои компаньоны, вот так-то вот. Говорит, лучшего помощника и желать не след, как твой старший сынишка. Мы, говорит, с ним горы свернём, а не только пахать да сеять на тракторах сможем.

– К-к-как это? – опешил от такого известия Данила.

Его поразила новость, но больше всего тронул душу вот этот отзыв председателя о его сыне, о Кузе. Для отца, для родителя такие слова о ребёнке постороннего человека слаще мёда. Если бы сказал это Ефим, не так бы шаркнуло по душе, всё ж таки Ефим – свой человек, родственник, и вообще. А тут сам председатель! Нехотя голову потеряешь.

Потому и опешил, и вдруг прослезился. Вот уж чего от себя не ожидал, так это слёз. И вроде гордость распирает, что такой серьёзный и уважаемый человек, как председатель колхоза, так отозвался о сыне, и вроде, как стыдно за самого себя, что расслабился, нюни распустил. С чего это радость ходит рука об руку со слезами, холера её знает. Однако это так.

– Ты… это… Иваныч, – Данила вдруг начал тереть глаза, кашлять, ругать папиросу, что угостил его Сидоркин. – Ну и дерьмо же ты куришь, угостись лучше моим самосадом, – торопливо, дрожащими от волнения руками выдернул из кармана кисет, протянул председателю.

– Не скромничай, чай, не девица на выданье, – раскусил уловку мужчины председатель, заметив его состояние. – Хотя хорошее слово и кошке приятно. Так как, отдаёшь парня в трактористы?

– Бери, Пантелей Иванович, я только рад буду, чего уж. Только неуч он у меня, вот что плохо. Читать и писать, это… вот… никак, – снова разволновался Данила. Мгновенно пронзила мысль: «А вдруг откажет, когда узнает, что Кузьма читать и писать не может, грамоте не обучен?»