Кейт Эберлен - Скучаю по тебе

Вид сверху настолько восхищает, что выступают слезы, так же как в тот день, когда я впервые здесь побывала. Не знаю, отчего я могла плакать тогда. Вся жизнь была у меня впереди, не омраченная тем, что случилось позже. Помню, я подумала тогда, что было бы здорово тут венчаться, что, в общем-то, не похоже на меня — я никогда не мечтала о замужестве и белом платье.

После яркого солнца внутри церкви кажется так темно, что какое-то время я ничего не вижу. Даже сняв шляпу и сдвинув на лоб очки, я не сразу начинаю различать предметы. Я иду по ступеням к алтарю, явственно слыша, как неприлично громко шлепают в церкви мои вьетнамки, опускаю евро в автомат, который включает освещение в аспиде, заливая ее золотистым светом.

Глядя на огромное осуждающее лицо Иисуса, я чувствую потребность извиниться перед Ним.

— Дело не в том, что я не верю в Тебя, — тихо говорю я Ему. — Дело в том, что мне не нравится Церковь. И, если честно, думаю, Тебе бы она тоже не понравилась, если бы Ты жил в наше время.

Свет выключается с резким щелчком, наводя меня на неправедные мысли.

Но потом, после короткой паузы, снова загорается. Я оборачиваюсь.

Высокий парень из «Виллы Винчиана» стоит рядом с автоматом. В золотистом освещении его волосы кажутся янтарными.

Пару секунд мы смотрим друг на друга, а потом разом восклицаем:

— Так это ты!

— Я так и знала, что где-то уже тебя видела! — кричу я. — Ты был здесь в тот день, когда я узнала, что поступила в университет!

— Ты была здесь, и потом я видел тебя на Понте-Веккьо! — говорит он.

— Тогда ты снял на камеру меня и Долл. Мы как раз вчера вспоминали тот снимок!

— Ты рассказала мне про джелатерию на Виа-дей-Нери, — говорит он.

— Правда?

Из дальних уголков памяти всплывает картинка. Мы шли на поезд до Парижа, и я увидела его, стоявшего в очереди за дорогущим мороженым возле моста. Не знаю, что на меня тогда нашло. И Долл еще сказала: «Ну ты даешь!», потому что обычно это она флиртовала с незнакомцами.

— А ты ходил туда? — спросила я.

Странно вести такие разговоры в церкви.

— Два раза, — отвечает он.

Свет снова гаснет. Он опять бросает монетку. Мы стоим рядом и смотрим с благоговением на строгое лицо Иисуса. И вдруг он говорит:

— Как думаешь, она еще там?

— Что?

— Джелатерия.

Мраморная терраса после приглушенного света в церкви ослепляет своей белизной.

Моя спутница идет к балюстраде и облокачивается на нее, мечтательно глядя вдаль. Она очень задумчива.

— Когда я была здесь в прошлый раз, — тихо говорит она, — я пообещала себе, что обязательно вернусь. Я была в этом уверена, знаешь, так бывает, когда тебе восемнадцать.

— Я тоже себе это пообещал, — признался я. — Тогда я подумал, что среди такой красоты невозможно быть несчастным.

Она поворачивается и улыбается, и мне хочется откинуть все условности и просто сказать ей, как она красива сейчас, но вместо этого я только и могу выдавить из себя:

— Готова?

Мрамор гладкий и скользкий. Я предлагаю ей руку, и мы спускаемся вместе, я держу ее аккуратно, стараясь не давить на ладонь, заклеенную пластырем.

— Упала вчера, — говорит она, и ее вьетнамки громко шлепают по каждой ступеньке.

— Я видел.

— Так это ты прятался в помидорах?

— Да. Но я вовсе не прятался.

Спустившись, мы оборачиваемся взглянуть еще раз на базилику. Потом она отпускает мою руку, и мы идем по дороге. Движение по ней с наступлением вечера оживилось. Мы проходим мимо входа в палаточный лагерь.

— Здесь мы жили, — говорит она. — А ты где жил?

— В отеле. На Пьяцца-Санта-Мария-Новелла. Я был с родителями. А мне хотелось жить на вилле с видом на зеленые холмы.

— Как «Вилла Винчиана»?

— Да, пожалуй!

Она улыбается, и улыбка полностью преображает ее лицо, словно луч солнца, выглянувшего из-за туч. Все, я больше не могу притворяться.

— Ты — Тесс, верно?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Угадай…

Она задумчиво морщит нос.

— Ты видел мое имя в списке Лукреции? — спрашивает она, когда мы идем по ступеням, ведущим в центр города.

— Нет!

— А сколько у меня попыток?

— Пять! — выпаливаю я первое, что приходит в голову.

— Ты слышал, как меня кто-то назвал за завтраком?

— Я не был на завтраке! Осталось три.

— Увидел на моей записной книжке?

Она останавливается, достает из сумки записную книжку, на которой написано: «Тереза Мэри Костелло. Нашедшего прошу позвонить по телефону…», и вновь убирает ее до того, как я успеваю запомнить номер.