Кейт Эберлен - Скучаю по тебе

Я представила себе кино про молодую женщину и профессора университета, застрявших в городе в волшебную снежную ночь, которые, сидя на ступенях Национального театра, цитируют друг другу Шекспира на фоне девственно-белого снежного покрова парка…

— Может, попробуем переночевать в «Премьер Инн»? — предложил Лео.

У них не осталось ни одноместных номеров, ни номеров с двумя отдельными кроватями. Но нам удалось отхватить последний номер на двоих с одной большой кроватью. На ресепшене я выпросила складную зубную щетку и одноразовый тюбик зубной пасты. Когда я вышла из ванной, Лео уже был в кровати. Мои джинсы были мокрыми от снега, а вышивка на кардигане была такой хрупкой, что спать в нем было просто невозможно. Поэтому я быстро разделась, оставшись в трусах, бюстгальтере и майке, и шмыгнула под одеяло, ни разу не взглянув в сторону Лео и погасив свет со своей стороны кровати.

— Хочешь, положу подушку между нами? — дохнул в мою шею Лео ароматом джин-тоника.

— Не надо, — засмеялась я. — Я не планирую на вас кидаться.

Я сказала это в шутку, чтобы показать, что даже и не думаю об этом, но получилось так, словно я приглашаю его к действию.

— Даже если я сделаю вот так? — спросил он, тихонько поцеловав меня в шею, отчего по спине у меня побежали мурашки и все тело сжалось.

Я боялась повернуться. А вдруг он шутит и, повернувшись к нему, я увижу удивленную улыбку на его лице?

— Или так? — спросил он, просунув ладонь у меня под рукой и мягко обхватив грудь.

Я повернулась к нему. Он смотрел на меня серьезно. Мы поцеловались. Сначала робко, потом страстно. Его щетина царапалась куда сильнее, чем я думала.

Лео сказал, что во мне сочетаются искренность Одри Хепберн и фигура Клаудии Кардинале. После того как я нашла в интернете фотографии обеих, определение польстило мне еще больше. Даже в униформе я не могла забыть о формах своего тела. Было такое ощущение, словно с меня содрали кожу и я чувствую открытыми нервами любое соприкосновение с тканью. Я стояла у стойки сервисного обслуживания и смотрела невидящим взглядом на ряд замороженных продуктов. Его тихий голос в моей голове медленно повторял по слогам слово «рос-кош-на-я». Мобильный телефон я переложила в верхний карман, и теперь, когда он слал мне смс, телефон вибрировал рядом с сердцем.

Почти каждый вечер после окончания моей смены Лео увозил меня в какой-нибудь загородный паб, где никто не мог нас узнать. Там он говорил со мной о поэзии, а потом мы занимались любовью в его машине.

— Ты — словно глоток свежего воздуха, — говорил он мне. — И я не могу насытиться твоим телом.

Я молча слушала его комплименты, не в силах найти нужные слова, чтобы выразить переполнявшие меня чувства. Как сказать мужчине, что я ждала его всю свою жизнь?

Я никому не рассказывала о наших отношениях. Мнение Шона меня не интересовало. Я запрещала себе думать о том, что сказала бы мама. Ее лицо сливалось с лицом статуи Девы Марии, которой мы молились, когда я была маленькой. Гладкая сияющая кожа, сомкнутые губы, взгляд, устремленный мимо меня, вдаль. Мамы не было рядом, и ее мнение было не важно.

Таинственность наших отношений укрепляла сладостную иллюзию того, что Лео принадлежит только мне одной.

Наверное, я как-то убедила себя, что его жена сама подтолкнула его на отношения со мной. Он почти не упоминал о ней, но я почему-то пришла к выводу, что у нее наступила менопауза и она потеряла интерес к сексу. На любую крупицу информации о ней я накидывалась с жадностью голодной чайки.

Они познакомились во время учебы в Оксфорде, когда играли в студенческой постановке пьесы «Оглянись во гневе».

Я заказала книгу на Amazon. Меня изумили тирады Джимми Портера.

— Ты тоже был «сердитым молодым человеком»? — спросила я Лео.

— Я был парнишкой из Уэльса, из рабочей семьи, вступившим на территорию среднего класса, — ответил Лео. — Мне было понятно его отчаяние.

— Но ты же теперь сам представитель среднего класса… — сказала я.

— В твоем понимании это скачок на ступень вверх, так? — нахмурился он, потом вдруг рассмеялся, сменив гнев на милость.

Его непредсказуемость меня восхищала. Я все время словно ходила по краю его восхищения, рискуя впасть в немилость. Но я всегда знала, что настоящая любовь должна быть головокружительной и страшной. Разве не сводились к редким моментам экстаза на грани агонии все великие истории любви, от «Доктора Живаго» до «Английского пациента»? Разве не всегда страсть означает страдание?