– Ты, Пашка, не Жара, ты – стужа лютая! Всё не можешь забыть свою Валентину? Что тебе нужно? Чего у меня нет такого, что есть у твоей «Королевы воздуха»? Я же люблю тебя, дурак ты этакий! С училища люблю!..
– А что у меня такое есть, чего нет у Игоря?
– Значит, что-то есть…
– Вот ты сама и ответила на свой вопрос…
Пашка встал, подошёл к Серебровской и взглянул ей в лицо.
– Прости, светлячок! Ты роскошная женщина, о которой можно только мечтать. Но ничего у нас не получится. Прости. Сердцу не прикажешь…
Она поднялась на цыпочки, кротко поцеловала стоящего холодным истуканом Пашку, с нежностью провела ладонью по его бледному лицу, вгляделась, словно стараясь навсегда запомнить, и тихо исчезла за дверью так же, как и появилась.
Через несколько дней из Главка пришла разнарядка. Номер Серебровской прервал гастроли и уехал в другой город…
Время прошлось колесом по периметру манежа, сделало традиционный цирковой комплимент, улыбнулось аплодисментам и исчезло в проёме кулис…
Наконец-то пути-дороги молодого жонглёра и его первого наставника Захарыча сошлись на одном из оживлённых цирковых перекрёстков, и они стали ездить вместе. Жизнь обрела стабильность и перспективы…
Цирковая жизнь – Великий акробат-эксцентрик! Это знают все, кто с ней был по-настоящему знаком. Её пируэты не предсказуемы, гримасы и подмигивания ни о чём не говорят, а когда тебе «делают нос» – это ровным счётом ничего не значит. Возможно, тебя просто хотят рассмешить или заставить плакать.
У жизни своё Представление, которое не имеет антрактов и никогда не заканчивается…
…Пашка метался в гостиничном номере и негодовал! Он сейчас задыхался в этих обжитых за месяц гастролей стенах! Они его плющили, ломали, царапали. Наконец он не выдержал и бросился на улицу. Недовольная дежурная на выходе заворчала:
– Куда на ночь глядя! После двенадцати не пущу, и не стучи!..
Пашка в сердцах хлопнул дверью и нырнул в уснувшую заводь старинного провинциального города.
Тёплый встречный ветер ласкал лицо и волосы, словно пытался успокоить. На чёрном бархате неба ничейными бриллиантами рассыпались улыбающиеся звёзды. Сонное безмятежье сладким сиропом разлилось по улицам и кривоколенным переулкам древнего посада. На крутом земляном валу привидениями высились сторожевые башни кремля. Над его крепостной стеной ворогом крался нарождающийся месяц в виде изогнутого басурманского клинка.
Три сегодняшних представления вымотали. Тело просило покоя, а разум забвения. Но обида разрывала грудь, и ноги сами несли куда глаза глядят, сжигая последние силы.
Стоял конец мая. На узких улочках частного сектора, который взял в кольцо восьмигранную чашу цирка, бушевала сирень. Её густое разноцветье от белого до лилового, словно подошедшее сдобное тесто, перевалилось через края кустарников и теперь светилось в ночи, благоухая мириадами атомов зрелой весны. Дневные звуки исчезли. Вселенная нависла над планетой, разглядывая её, словно в микроскоп.
Соловьи ночными сторожами перекликались в кустах, разрывая густую тишину переливчатыми руладами. Ночь периферийного города купалась в ароматах и божественных звуках. Хотелось жить! Бежать куда-то, лететь! Неведомое звало, манило, обещая блаженство…
Пашка на секунду замер, закрыл глаза и вздохнул полной грудью майскую благодать. Тёплая волна наполнила лёгкие, заставив сознание на мгновение сменить минор на мажорные пассажи, но оркестр памяти вновь грянул реквием…
Перед глазами в который раз возник дирижёр местного циркового оркестра Владимир Федотович Федотов. Снова зазвучал его возмущённо-сочувствующий голос.
– Павел! Простите за поздний визит, но я, как честный человек, не могу молчать! И не буду! – полная фигура маэстро в махровом халате заняла всё пространство Пашкиной комнаты. Дирижёр жил здесь же в гостинице этажом ниже, ожидая получения квартиры в этом городе. – Павел! Вас сняли с конкурса! Это глупость, несправедливость! Подлог! Я им так и сказал!.. Вы – талантливый человек! Вы хоть и молоды, но уже Артист с большой буквы! Поверьте мне – они ещё пожалеют о своём решении! Им когда-нибудь будет стыдно смотреть вам в глаза!..
Пашка сегодня был в ударе! Несмотря на волнение, он отработал как никогда «чисто», без завалов. Его выступление нельзя было назвать безликим словом «работа».
Он парил над манежем. Его кольца выписывали причудливые узоры. Сам он в своём белоснежном костюме являл нечто вдохновлённое и окрылённое, словно величественная птица. Зрители реагировали на каждый трюк, на каждый Пашкин жест, то и дело взрываясь аплодисментами. Это был тот случай, когда душа артиста имела единение со зрительным залом с первой минуты до последнего жонглёрского броска. Это был несомненный успех!..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу