Владимир Кулаков: Представление продолжается…

©В. А. Кулаков

Меня ещё не было.

Но уже точно Знал, что я – Буду…

Я ещё не представлял, как выглядит белый свет.

Но Знал точно – что обойду Земной шар…

Я ещё не родился.

Но представлял – как сделаю свои первые шаги по манежу…

Всё ещё было впереди.

Но я уже Знал – что встречу тебя и продам свою душу дьяволу Любви…

Я дерзнул Знать больше, чем того позволяют боги.

И за это они меня приговорили к высшей мере наказания… – к ЖИЗНИ!

Взял Творец в руки циркуль, очертил большой круг, – получился Цирк.

Круги по кругу – прожектора.

Ещё несколько маленьких кругов, – получился жонглёр.

Тысяча мельчайших кружков, – лица зрителей.

Круглый звонок трелью, – начало! И закружилось всё в круглом водовороте.

Круглые литавры, круглые барабаны, круглые жерла труб и саксофонов, круглые щёки музыкантов, – оркестр.

Круглые спины слонов, круглые кони по круглому манежу.

Круглые маски клоунов, круглые сальто акробатов. Круглые глаза, круглые рты, круглые ладони о ладони.

Круглые мячи, круглые кольца, круглое сердце вскачь по бешено вращающейся круглой планете. Круги, круги перед глазами…

Стоп! Сломался грифель.

…Взял Творец в руки циркуль…

И. Кулаков Владимир Александрович.

Р. Десять лет спустя после войны.

Роддом четвёртый, под Петровским сквером,

где некогда Петра стояли корабли.

Д. Мне подарили жизнь под знаком «скорпиона».

И седовласый доктор напророчил мой удел.

В. Весенние ручьи, отец и мать. И Дон…

Поляне-русичи. Воронеж. Черноземье.

Т. Я гистрион, я странник, лицедей.

Жизнь цирковая мне – отрада.

П. Я не жалел и не жалею ни о чём.

Да, я – бродяга.

Что ж, —

значит, так и надо.

Завидую поэтам и писателям, у которых дома есть кабинет или уголок, в котором они творят.

Там всё – пишущая машинка, ручки, блокноты, книги – имеет свои постоянные места.

Привычная обстановка и уют располагают к творчеству.

Я мечтаю о постоянном доме.

В моём распоряжении только цирковые гостиницы…

Мой стол завален мятой, исписанной бумагой, словно верстак плотника – ворохом стружки, здесь порой клочок случайной бумаги и огрызок карандаша могут оказаться мудрее пухлой коленкоровой тетради и ручки с золотым пером. А расшатанная гостиничная койка дарит удивительные цветные сны…

Я езжу, езжу, езжу… Брожу по свету, словно ищу Что-то…

Каждые месяц-два – новый город, новые знакомства, новый цирк. Новые ощущения. Всё по-новому, как в первый раз…

Мои впечатления умещаются в узких строках машинописного текста, и получается нечто вроде репортажей.

Это репортажи кочевой жизни.

О любви. И обо всём, что нас, цирковых, окружает.

Это лирические миниатюры о цирке. О его людях. Обо мне.

Это – репортажи моей души.

Цирк – искусство искреннее.

Искренность в пластике рук, – ибо руки не лгут.

Она в загнанном от перегрузок сердце.

Но цирк двулик.

Ты, Зритель, видишь парадную сторону, – наши улыбки, наш успех.

Это – «Аверс»…

Мы тщательно прячем вздувшиеся вены и жилы. Крепимся, улыбаясь, когда больно. Выходя к Тебе, будничное, вчерашне-сегодняшнее, оставляем за кулисами.

Грим и блёстки скрывают то, что зовётся «Реверсом». Это наше, сокровенное. Иначе, какие же мы лицедеи, чародеи-волшебники.

«Реверс» – «Аверс», проще – «Решка» – «Орёл». Как у монеты. К тебе эта монета падает всегда одной стороной.

Иначе ей – грош цена.

От кукольного театра цирк отличается тем, что в нём нет ни одной ширмы.

Мы, цирковые, всю жизни играем самих себя. Самая трудная роль…

Манеж, как распростёртая ладонь, открывает все достоинства твои и удесятеряет силу твоих же недостатков.

Здесь, на дне этой тринадцатиметровой чаши, нет ничего, что могло бы скрыть твою суть.

И пусть наши души прикрывает улыбка профессионала, а суть тела скрыта под лучезарными блёстками, – Его Величество Зритель всё видит.