Владимир Кулаков - Последняя лошадь

Захарыч бережно коснулся брошюры, которая лежала у него на полке для личных вещей.

– Но бывают и другие проблемы. Я вот тут книжку прочитал про Эдит Пиаф. Захочешь, возьмёшь, почитаешь. Певица была такая французская. Слышал, наверное. В моё время была популярна, гремела на весь мир, пластинки её слушали. Маленькая такая, воробушком звали. А голос! Даёт же господь! Так вот он в такое маленькое тело вложил талант непомерный, который её и задавил… Казалось бы, живи и радуйся – люди на руках носят! Мужики её какие любили! А она жила, словно на оголённом проводе… У нас таких на Руси тоже всегда вдоволь было: Есенин, Шукшин, Высоцкий… Да разве всех перечислишь! Это только те, о ком мне довелось читать. «Поэт в России больше, чем поэт!» – кто сказал, не помню, но хорошо сказал, правильно. В цирке такие люди тоже были. Один Енгибаров чего стоит! Они как старцы-молитвенники. Их Бог слышит! А наши рты забиты грехом. Видимо, нужно, чтобы кто-то маялся Душою за нас. Они, как правило, с виду пьяницы и скандалисты. На самом деле – юродивые, которые тормошат нашу совесть. Свои Души губят, спасая наши от тлена… Талант – это груз, ноша. Ноша тяжкая! Кто-то несёт её легко, радостно. Кто-то кряхтит, но тянет. А кого-то она придавливает насмерть. Как распорядиться…

– Так то Пиаф, Енгибаров! А кто я?..

– Ты, сынок – Божье творение, его любимое дитя! Тебя Господь тоже талантом наградил, просто ты ещё об этом не знаешь, не чувствуешь. Другие этого пока могут не замечать или лукавят – люди, что возьмёшь! Но время твоё придёт!

Захарыч вдруг помрачнел и, словно осерчав, яростно вдавил окурок в пепельницу.

– Запомни, парень! Скажу грубо, по-стариковски: талант – это как говно, если он есть, то обязательно вылезет. Слышишь, обязательно! А сейчас давай спать, рассветает уже! Хм, Жар-птица! Хомут тебе в дышло!..

– …Ныкита Захарович! Дорогой! – Казбек выдержал паузу. – Мы с тобой огонь и воду прошли, вагон сена с морковкой съели! Столько лет спина к спине. Ты мне как родной отэц!.. Пришёл контракт из Амэрики. Ты знаешь, я его нэсколко лет ждал. Поехали вместе! Денег заработаешь, старость обеспечишь, дом свой купишь. На Дону – как хотел! Поехали, дорогой!..

Для Стрельцова это не было неожиданностью, разговоры ходили давно. Вначале Захарыч даже начал подыскивать себе новое место работы. Но время шло, а контракт не приходил. Потихоньку всё забылось…

– Ну, какая Америка в моём возрасте, Казбек! Я там помру с тоски! Цирк – это ведь не только лошади. Цирк – это ещё и Родина! Первое я поищу и найду. Второе даётся от рождения и до конца. Потом, у меня здесь мой Пашка…

Расставаниями цирковых не удивишь. Но отрывать от сердца людей приходится каждый раз с кровью. Привыкнуть к слову «с окончанием» нельзя. Ничего не повторяется… Если традиционные поздравления в цирке: «с началом» и «с выходным» дарят радостную надежду на очередную встречу, то «с окончанием» – лёгкую печаль и понимание бренности этого мира…

Наступил день, когда пришла пора прощаться. Надолго. Кто знает, может даже навсегда. Контракт у Казбека был подписан на пять лет. В цирке – это целая жизнь…

С завтрашнего дня джигиты Захарыча станут собираться за океан, а он – в неизвестность. Старый берéйтор, отдавший цирку более пятидесяти лет, и его четырёхлетняя собака Варька на какое-то время останутся не у дел. Уже завтра нарушится привычный уклад жизни и вещей.

– Ничего, Варюха, не пропадём! Цирк он круглый, в каком-нибудь углу для нас место найдётся… – Захарыч потрепал собаку по шерсти и поцеловал в нос. В ответ Варька лизнула Стрельцова в лицо, мол: «Конечно, не пропадём! Я же с тобой!..»

Началось второе отделение сегодняшнего прощального представления.

Всё было как всегда. За кулисами выстроились по двое три пары всадников. Казбек в белой бурке и такой же папахе строго оглядел своих партнёров. Они сидели на конях рост в рост, как влитые. Его отряд был в чёрных бурках. На груди поблескивали серебряной отделкой газыри…

– Ну, что, ещё разок? Не расслабляться, повнимательней!

Цирковой оркестр закончил вступительную увертюру.

– Тишина, приготовились! – Казбек сверкнул глазами.

На манеже, инспектор, подчёркнуто торжественно объявил:

– Конно-акробатический ансамбль «Казбек»! Руководитель – народный артист Осетии…

Стрельцов, когда открывался занавес, каждый раз крестил своих орлов в спины. Джигиты выходили на манеж, защищённые любовью старого берейтора и силою крестного знамения. Неважно, что в труппе были и мусульмане, и православные, и католик, и даже иудей. «Бог – он один для всех! А кто как молится – разница невеликая. Главное, чтобы вера жила в душе…»