Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Азриэл вышел к Кошарам Мировским [102] Архитектурный ансамбль, существует по настоящее время. . Они были пусты. Говорили, что их вообще снесут, потому что они напоминают о польской независимости. Однако вокруг была давка. Ломовые телеги двигались из Воли в Прагу. Здесь продавали овощи, зелень, мясо. Весь район представлял собой гигантский базар: «Двор Януша», «Гостиный двор», «Железные ворота». Азриэл вошел в Саксонский сад. В этот теплый весенний день здесь было почти пусто, не то что в городе. Поодаль стояли постройки, где пили минеральную воду. Добровольное общество собиралось проводить лотерею: сколачивали скамьи, устанавливали палатки. На афишах было написано, что среди призов есть дойная корова. Дети гоняли палками обручи. Те, что постарше, играли в экстру: двое кидают мяч, третий от него уворачивается. Палант [103] Палант — польская игра в мяч, напоминающая бейсбол. русские запретили, ведь это типично польская игра.

Азриэл попытался читать учебник, но желание заниматься куда-то испарилось. Он прошелся по аллее, постоял у пруда. Мальчики в матросских костюмчиках и девочки в длинных платьях, нарядные, словно взрослые дамы, кидали лебедям кусочки хлеба. Бонны и гувернантки говорили с детьми по-польски и по-французски. Евреев здесь не было, мужчин в длинных кафтанах и женщин в чепцах и париках сюда не пускали. Паны расхаживали в соломенных шляпах, иногда мелькал цилиндр или котелок. Бороды были не такие длинные и густые, как в еврейском квартале, но подстриженные клинышком, усы завитые, как пружины, или острые, как наконечники копий. Молодежь ходила с расстегнутым воротом, но старшее поколение, несмотря на теплую погоду, носило твердые воротнички и широкие галстуки. Брюки непременно были светлее, чем сюртук или тужурка. Все строго по моде, мало кто позволял себе одежду по собственному вкусу. Обязательный сак или надет, или висит на руке. Кожаные гетры начищены до блеска. Трости — с костяными или серебряными набалдашниками. На мундирах гимназистов и студентов поблескивают золоченые пуговицы. Дамские соломенные шляпы похожи на огромные чаши с цветами. Украшенные тесьмой платья заужены в талии, перчатки — почти до локтя. Зонтики и веера — всех цветов радуги. Влюбленные гуляли под ручку, улыбались, заглядывая друг другу в глаза, и уединялись в тенистых аллеях. Все напоминало о необъятном, бескрайнем мире: фонтан, оранжереи, клумбы. Бородатые кацапы в белых фартуках разносили на голове мороженое в кадках. В саду были кондитерская и молочная, молодежь сидела за столиками и ела простоквашу. Азриэл снова опустился на скамейку и попытался углубиться в геометрию, но не смог сосредоточиться.

Как вести себя у Юстины Малевской? Что он должен сказать, когда войдет? Надо ли поцеловать ей руку? Должен ли он сделать какой-нибудь комплимент? Как к ней обращаться: просто госпожа или милостивая госпожа, благородная госпожа? Как быть, если она предложит угощение, — принять, отказаться? Сколько времени можно провести в гостях? А если там будет ее муж, родственники, подруги? Как с ними разговаривать?.. Азриэл покачал головой. Как же он изменился! Пару лет назад он был цельным человеком: сын раввина, который изучает Тору и ни перед кем не должен унижаться. А теперь! Ему несколько лет придется учить русский, латынь, греческий и много чего еще, чтобы заочно окончить семь классов и получить аттестат. Потом университет. Он должен обучиться светским манерам и выбрать хорошую профессию. Но, чего бы он ни достиг, он все равно останется евреем… Странно, но на том свете все гораздо проще, чем на этом. Там лишь один суд — Божий, а здесь бесчисленные директоры, инспекторы, предписания, регламент, форма, этикет — кодекс, в котором куда больше законов, чем в «Шулхан орухе», древнем своде правил и обязанностей. И никогда этих законов не усвоить и не выполнить. Разве писатели не высмеивали генералов, профессоров, принцев? И надо ли к этому стремиться, тратить время, если жизнь длится всего лишь каких-нибудь шестьдесят — семьдесят лет?..

Кто-то прервал размышления Азриэла, тронув его за локоть. Азриэл вздрогнул, повернулся и увидел пана Валленберга.

— Извините, вы, случайно, не зять пана Якоби?

— Пан Валленберг!

— Да, он самый. Гуляю в саду и вижу: вы сидите и о чем-то думаете… Я вас сразу узнал…

— Это для меня большая честь! А я сегодня как раз получил письмо от вашей дочери.

— Знаю, знаю. Мы с ней совсем недавно о вас говорили. Она виделась с графиней, вашей свояченицей. А все-таки Варшава маленький городок. Как поживает ваш тесть?