И вскоре очутились на большом каменном мосту через реку.
Навстречу нам катили два велосипедиста. И вот, поравнявшись с нами, они заорали:
— А, это вы?! Суки! Вон! Уёбывайте из Копенгагена! Гады! (Всё это — по-английски.)
Агул могул!
Тут мы поняли, что, несмотря на все наши усилия избежать лишней огласки и не влипнуть в средства массовой информации, они нас сцапали.
Весь Копенгаген только о нас и рычал.
Мы оказались в щекотливом положении — то ли Евы и Змия, то ли Гамлета и Офелии. Агул могул!
10.
С этого дня Копенгаген-рай кончился. Начался ад. Мы ведь и правда живём в аду Мы — на том свете. И только крайне редко, по большей части случайно, можем мы заглянуть в рай.
А почему?
Да потому что мы, глупышки, сей рай покинули. Мы не умеем любить — разучились.
В особенности я был набитым дураком — сам убежал из Эдема. Никто меня оттуда не выгонял. Никакие охранники. Это я — унтер-офицерская вдова — сама себя высекла!
А как?
Дело в том, что я с той ночи начал сердиться: на охранников, на публику, на все эти выставки, на газеты, на прохожих, на мир, на себя! Да: сердиться, злиться, собачиться. Дуться. Это и было, конечно, изгнанием из рая собственными руками. Быть сердитым — самая большая ошибка на свете. И я её совершил — в раю!
Вот он и кончился.
Злость, раздражение, обида — омерзительная отрыжка, отравляющая не только наш собственный вздох, но и всю атмосферу вокруг Земли, за сто тысяч световых лет.
Как сказал Марк Аврелий: «Тот, кто добр, — свободен, даже если он раб. Тот, кто зол, — раб, даже если он цезарь».
11.
А вот вам (к месту или не к месту) и другая цитата: «Принцип моего века, моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом, может быть выражено в немногих словах. Сначала нужно возвратить пощёчины и только во вторую очередь — подаяния. Помнить зло раньше добра. Помнить всё хорошее — сто лет, а всё плохое — двести. Этим я и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого века».
Ну, чья это цитата? Догадались?
12.
Мы продолжали посещать копенгагенские вернисажи и мероприятия, не оставили и свои игры, но удовольствия от них больше не было. Осталось одно напряжение. А иногда и сильное раздражение.
А потом случилось вот что.
Однажды из настенного объявления мы узнали, что где-то на улице состоятся перформансы студентов Академии художеств. Ага! Мы решили пойти туда и покуражиться. Одно только слово «перформанс» вызывало у нас ужасное отвращение. И сейчас тоже вызывает, ибо нужны не перформансы, а бегство из системы.
В условленном месте на канале стояла толпа молодых людей. Некоторые из них были в гриме, в каких-то театральных костюмах, другие же — просто так. Неподалёку кучковалась группа взрослых. По всей видимости, преподаватели. Никаких особых перформансов не наблюдалось, одна мелкая возня и хихиканье.
Мы вмешались в толпу и стали что-то кричать да озорничать. Студенты тут же нас узнали и принялись фотографировать — к этому времени мы были бельмом на глазу всего датского королевства. А кое-кто уставился на нас как на настоящих уродов.
И тут из группы преподавателей выделилась женщина — и заговорила со мной по-русски. Вид у неё был довольно агрессивный, голос — громкий и недружелюбный.
— Эй! — сказала она. — Ты зачем сюда к нам приехал из своего Третьего Рима, из своей Империи?! Мы здесь — свободная страна, нам завоеватели не нужны. Возвращайся обратно в свою Москву и пугай там своих обывателей, а нам тут такое не нужно. Или ты будешь меня кусать, как всех там кусаешь?!
Я удивился и говорю:
— Да я никого не кусаю, вы меня с кем-то путаете…
— Ни с кем я тебя не путаю! — кричит. — Я тебя очень хорошо знаю! Ты же дешёвой известности хочешь и ради неё ни перед чем не остановишься! Что, небось и меня укусишь?
— Да нет, — отвечаю, — неохота мне вас кусать, я лучше пирожное укушу…
— А ты мне не хами! — не унимается она. — Ты ведь никакой не художник, а просто футбольный хулиган! Ты сюда к нам кусаться и срать приехал, но нам такие не нужны! Ты — преступник, как Путин, как русская мафия, как все эти русские! Ты здесь на нас нападаешь, а они там войну с Чечнёй и Грузией развязали! Ты — такой же, как все они!
Тут я вижу: она не в себе уже, слюной брызжет, языком мелет какую-то околесицу. Мне бы, дураку, с ней не спорить, но я ей в ответ что-то вякнул: мол, я не Путин, а другой, ещё неведомый избранник…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу