Александр Бренер - Жития убиенных художников

Чёрт возьми, это было чудесно! Две комнаты в старом доме, увитом плющом. Дом стоял на тихой мощёной улочке, в двух шагах от канала с медленной зелёной водой. Хороша была спаленка: громадная железная кровать, занимавшая почти всю комнату, зелёные обои. И постельное бельё, кстати, тоже зелёное. И зелёные рамки с эстампами!

Мы в такой приятной обстановке никогда не жили, да и не надеялись.

В первый же день в Копенгагене мы обнаружили, что это — город искусств. Вокруг было множество больших и малых галерей, выставочных залов, музеев и музейчиков, всяких кунсткамер и кунстхалле. И везде толпились кучи зрителей — на вернисажах, приёмах, концертах, докладах и презентациях.

Мы этого совершенно не ожидали, особенно после Риги. Там вместо искусства были узбекские дыни на рынке.

Больше того: на копенгагенских выставках обязательно давали бесплатные напитки и закуски. В зале с произведениями искусства непременно стоял накрытый стол с бутылками-тарелками. Браво! Мы решили, что попали в сказку: в какой-то Изумрудный город, в страну Оз. Здесь всё выглядело весело и бесплатно. Немножко странно, точно во сне.

Нам тоже захотелось вести себя по-сказочному, то есть беспечно и невесомо, забыть обо всех условностях, которые так удручали нас в Риге и прочих местах.

Вот мы и стали так себя вести.

День мы провели в нашей зелёной комнатке — в кроватке. Прыгали на пружинах, дремали, ели какие-то сладости, найденные в холодильнике, смотрели в окно и на обои. А к вечеру мы изрядно проголодались и решили пойти на выставку.

Копенгаген не обманул: примерно через две улицы мы обнаружили пышный дом с кариатидами. В доме сияла витрина. В витрине висело искусство. Там был вернисаж.

Мы зашли и сразу наткнулись на стол со сладкими и солёными пирожками и напитками. Был и бармен, делавший синие и красные коктейли. Мы вкусно поели, выпили и пришли в блаженное настроение.

На этой выставке были какие-то готические объекты и картинки. Готические — не в смысле средневековой готики, а в смысле нынешней субкультурной готики. При этом, однако, никакой маргинальностью тут и не пахло: и закуски, и объекты были из области современной галерейной кулинарии.

Поэтому мы решили внести сюда собственный средневековый элемент из области низовой культуры. Как сказано у Кирши Данилова: «бездырые бегут — попёрдывают, безносые бегут — понюхивают»… Очень даже неплохо сказано.

Недолго думая, я встал в углу галереи, спустил штаны и выставил голую жопу прямо на публику. При этом я растопырил ягодицы обеими руками, чтобы явственнее был виден мой анус. А поскольку у меня нешуточный геморрой, то мой анус — самый настоящий аленький цветочек с детский кулак. И я стал шевелить этим цветочком, как только мог.

Реакция посетителей была самая поразительная. Они не схватили меня и не выкинули на улицу, как случилось бы в Вене. Они не дали мне пинка, как наверняка произошло бы в Лондоне. И не вызвали полицию, как это сделали бы люди в Берлине. Нет, в волшебном городе Копенгагене всё оказалось иначе: публика сама вышла из галереи на улицу! Ни одного человека не осталось в помещении — только я да моя милая подруга. Вот так сюрприз!

Был ли это протест местного художественного сообщества?

Или искреннее отвращение при виде моей омерзительной анальной розы?

Или смущение?

Или они решили, что тут — сумасшедший?

Или копенгагенцы по-настоящему человечны и деликатны?

А может, слабонервны?

Или произошла комбинация всех этих факторов?

Трудно сказать с определённостью.

Во всяком случае, я постоял так, загнувшись, ещё немножко, помыкал и надел штаны. Мы взяли со стола по последнему пирожку и тоже вышли на воздух.

Публика помаленьку стала возвращаться на выставку.

На следующее утро мы обсудили случившееся и пришли к выводу, что Копенгаген — это рай. А в раю нужно быть как в раю.

Мы пообедали в маленькой лавочке, где подавали бублики с маслом и ломтики вкусной копчёной рыбы. Мы съели по два таких бублика, а потом выскользнули из лавочки, не расплатившись. В раю — как в раю.

Вечером мы попали на какой-то симпозиум. Здесь тоже стоял стол с закусками и красным вином. Мы поужинали и решили послушать докладчиков.

Речь шла о связи новейшей поэзии с изобразительным искусством. Звучали имена дадаистов, леттристов, говорилось о конкретной поэзии.

И тут нам пришло в голову выкрикивать отдельные слова со своих мест, словно мы в настоящем раю. Ведь там ещё не было языков, а только звуки и блаженные слова — для радости их произношения.