Сергей Иванов - Противо Речия [сборник]

В начале ивента пастор произнес продолжительный эмоциональный спич, время от времени вскрикивая на словах Jesus и heaven . Его супруга, мечтательно прикрыв глаза, ритмично покачивала головой. Сын деликатно и безучастно ожидал, когда все это закончится, и его наконец покормят. Моя американка, целомудренно скрестив ноги, смотрела куда-то в пустоту прямо перед собой. Струящиеся безжизненным светом, периодически потрескиващие галогенные лампы делали ее и без того бледное лицо практически прозрачным, из-за чего она еще больше была похожа на призрак. Я смотрел только на нее. Несколько раз она фиксировала мой взгляд, отводила глаза и прятала неуловимую улыбку в складках вызывающе не накрашенных губ.

Через какое-то время в первом ряду, куда учитель усадил девчонок, начали раздаваться смешки и громкий шепот. Пастор на секунду замолчал, однако, увидев радостные нарумяненные лица пятнадцатилетних донбасских фемин, видимо, счел, что дети таки прониклись его патетикой. Еще больше воодушевившись, он продолжил проповедь. Однако шум нарастал.

Учительница поднялась со своего стула и, окидывая аудиторию фирменным страшным взглядом, сделала девчонкам замечание, пригрозив безлимитной отработкой во внеурочное время или пожизненным дежурством без права переписки. Через минуту напряженного молчания в зале на фоне округлого, словно звук тубы, голоса миссионера снова послышались ядовитые девчоночьи хихиканья. Я продолжал рассматривать американку, и окружающее меня особо не беспокоило. Наконец пастор, оборвав фразу на половине, замолчал во второй раз, а зрачки учительницы английского окончательно налились сталью. Американцы недоуменно переглянулись между собой, и пастор предложил задать вопросы по теме, так сказать, лекции. Два-три человека проблеяли что-то из заблаговременно приготовленных шпаргалок, он кратко и сухо ответил, после чего наша англичанка скомканно поблагодарила их, попрощалась, и мы направились в раздевалку. Выходя, я увидел, что американка поднялась из кресла и так же тихо, не отрывая взгляд от видимой только ей одной точки, вышла из холла вслед за своей семьей.

Одевшись, я вышел на улицу. Класс почти в полном составе совершал перекур все за теми же елями, попутно обсуждая, какие именно санкции могут быть применены к ним за отвратительное поведение на встрече. Парни никак не могли раздерибанить пачку «стервы», а девчонки уже вовсю пыхтели комиссионным ментоловым «More», который практически в неограниченных количествах поставляли им их состоятельные кавалеры, освоившие гоп-стоп куда раньше профессий автомехаников и газосварщиков в своих профессионально-технических оксфордах.

Я подошел к толпе, попросил своего лучшего друга Леху не бычковать, а оставить добить , и повернулся к одноклассницам.

– Вы чего ржали все время?

– Хааа, а ты не видел?! Ты не видел?! У этой, блядь, дочки американской, дырка в колготках!

– И что?

– Ну как что! Дырка, блядь. Припиздила, блядь, в колготах рваных. Ну это вообще…

– А смешного что?

– Ну как! Дырка! А вы все воткнули, чуваки! Влюбились, да? В эту мокрощелку бледную?

– А если и так, вас ебет?

– Блядь, девки, это пиздец! Влюбился! В американку! Драную!

Девки дружно заржали. Я вернулся к Лехе, забрал окурок, затянулся, затем, не поворачиваясь, произнес:

– Дуры вы, блядь, конченые. Все.

– Да что вы говорите, – кто-то попытался перевести все в шутку.

– Это не у нее дырка, это у вас… В башке.

– Слушаэээй. – Дама сердца того самого кошмарного палача Бона, с которой по известным причинам спорить было не принято, совершенно определенно решила урезонить меня: – Ты за базаром сл…

– Иди нахуй, Юля, – оборвал я ее, – стой кури молча. Пошли, пацаны. Строиться, блядь. Училка вышла…

В школе я еще долго ловил на себе недоуменные взгляды одноклассников. Да, признаться, я и сам не был в восторге от произошедшего, хотя понимал, что, по большому счету, поступил если не правильно, то хотя бы честно.

Тогда я еще не предполагал, сколько неприятностей различного калибра принесет мне моя несдержанность в будущем и в какие экзотические дебри она меня заведет, однако именно в тот момент я твердо осознал, что такова моя натура, и принял это.

В общем, через пару дней все обо всем забыли. Все – кроме меня. С выпускного девяносто третьего года на встрече одноклассников я не был ни разу.

И, как вы понимаете, американка здесь ни при чем.