Сергей Иванов - Противо Речия [сборник]

Звонок. Опять кум.

– Ну как прошло?

– Пиздец. Короче, теперь за пьянку увольняют. Пару человек, которых в кабаках срисовали, до совещания доехать не успели: приказы уже готовы были.

– Уволили? За то, что гуляли в кабаке?

– Ага. В нерабочее.

– Блядь, не в библиотеке же.

– Тем не менее.

– Тогда бросайте. Как сказал один мой товарищ, пьянство – слишком увлекательное занятие: ему нужно либо посвятить всю жизнь, либо не стоит и браться. Или увольняйтесь.

– Ладно, поживем – увидим. Хоть «зверей» подзачистят, а то у нас в конторе от каждой шашлычной по представителю. Ритейлеры, блядь.

– Вот видишь. Не все так плохо.

Между нами говоря, написать хотелось совсем о другом. О чем-то более светлом и оптимистичном. Не получилось. Отвлекся. Понедельник. Все кувырком.

Горемычно скитался по кварталу, пытаясь найти свободное такси, которое смогло бы максимально оперативно и бюджетно доставить меня на рабочее место.

Первый же встреченный властелин Daewoo Lanos традиционного для автомобилей этой марки цвета аквамарин со старта огорошил меня ценой:

– Куда? В район Городка? Сорок.

– Сколько-сколько? – переспросил недоверчивый я, привыкший платить по тридцатнику за тот же вояж. – Давайте хоть за тридцать пять. Дело не в пятерке – просто вы реально дохера просите. Зачем вам столько денег?

– У меня машина на бензине.

– И?.. – Я ожидал дополнительной мотивации.

– Что «и»? На бензине, говорю. Дорогой бензин.

– Тогда, следуя вашей логике, для обеспечения рентабельности нужно по сотне брать.

– Как хочешь.

В это время я заметил еще одно такси – древний «опель-универсал». Подошел. Боковые окна были плотно закрыты. Таксист вдумчиво и немного отрешенно потреблял музыку. Я постучал в окно.

– Сколько до Городка?

– Сорок.

– Много. Давайте за тридцать пять.

Таксист заметно колебался.

– А куда до Городка?

– Ну как куда… До Городка.

– Ну до Городка, так до Городка. – Таксист глубоко вздохнул и включил зажигание.

Я опустился на переднее сиденье «опеля», механически вынул из кармана наушники, выбрал в плейлисте музыку, более или менее соответствующую утреннему настроению, и сделал громче, чтобы заглушить скрежет опелевской обшивки.

В таком режиме мы проехали пару километров. Я все глубже погружался в дебри шугейза, таксист соредоточенно слушал свою музыку, а дышащий на ладан «опелек» совершал свой ежедневный маленький подвиг. Затем мне понадобилось позвонить, и я нажал на паузу. Переговорив, я было собрался вновь одеть наушники, однако звучащая в салоне музыка показалась мне знакомой. Таксист, увидев, что я вслушиваюсь, добавил звука. Понадобилось всего несколько секунд, чтоб я вспомнил:

– Пинк Флойд, что ли?

Благоговеющий водитель радостно кивнул.

– Shine On You Crazy Diamond?

Снова торжествующий кивок.

– Сделайте громче, пожалуйста.

Больше до самого пункта назначения мы не сказали друг другу ни слова. Я думал о том, что последний раз слушал эту песню почти четверть века назад на нашей стереофонической вертушке марки «Вега». О чем думал таксист, не знаю, но, думаю, и в его случае без флешбэков не обошлось. В конце концов я практически задремал.

В своем коротком полусне я увидел ослепительно светлую комнату. В центре комнаты стоял круглый стол на высоких, потрескавшихся, видимо, от времени ножках, над которым возвышалась новая блестящая «Вега» с вращающимся зеркально-серебристым винилом «Пинк Флойда».

Мерно вспарывая тонкую, невесомую паутину струнных, звучал гилморовский риф из Shine On You Crazy Diamond, а зеркально-серебристый винил пригорошнями расшвыривал по стенам и потолку умопомрачительной красоты солнечных зайчиков. На душе было тепло и празднично. Когда мы добрались до Городка, я молча положил на торпедо полтинник и вышел.

Не имеет значения, сколько ты платишь за бесценные вещи. Доступнее от этого они не становятся.

Это был самый скучный конец света из всех, что когда-либо случались. Астероиды послушно проносились мимо, теряясь в бездонных складках темной материи, вялотекущая последняя мировая никак не могла перейти в свою завершающую терминальную стадию, а мертвые упорно не желали восставать из могил, не понаслышке зная о гостеприимстве живых. Таким образом, ни одна из наиболее остросюжетных и зрелищных эсхатологических доктрин не сработала, что еще больше укрепило уверенность людей в собственной исключительности и непотопляемости.