Вскоре началось разбирательство. Лабух написал слезливую докладную на имя Главного. Мне было велено писать объяснение, что я и сделал, от души простебав кадровиков сложносочиненными и сложноподчиненными предложениями, зевгмами, метафорами, синекдохами и прочими филологическими ништяками общим объемом 17 тысяч знаков, в устной форме добавив, что еще полтора столетия назад хамов убивали за меньшее. После этого мне оставалось лишь ожидать окончательного вердикта, хотя кадровик намекнул сразу: если кто и пострадает в итоге, то никак не Лабух.
Так и случилось. Я получил выговор за нарушение правил поведения государственного служащего, Лабух получил возможность и дальше их не соблюдать. В этом и состоит одна из главных особенностей лепрозория: санитар всегда прав. Я знал это всегда, всегда об этом помнил и именно поэтому ни о чем не сожалею.
Хотя нет, кое-что есть. Переносицу можно было все-таки сломать.
Затем начался Майдан, и меня уволили. Как и за что, расскажу в следующий раз, так как эфирное время подошло к концу, а срок действия моих витаминов истек.
Понедельник. Хотя и последний день зимы, но все же понедельник. День так себе. Диванный уют, перманентная осада холодильника и обволакивающая домашняя неспешность сменились жестким офисным креслом, пакетированным чаем в картонных стаканчиках и натурально иезуитской активностью предпенсионного начальника. Начальник. Ох…
Я отношусь к нему терпимо – честное слово. С пониманием. Я сам по себе человек не злой. К сожалению. Даже ксенофобию в себе развить не удалось – поднять, ее на должный уровень. Индусу зажигалку вчера подарил. Он прикурить попросил, а я ему – зажигалку. «Кури, – говорю, – Митхун, на здоровье». Он улыбнулся так хорошо. Может, имя угадал.
О попрошайках вообще молчу. Подаю всегда, всем и щедро. Некоторые люмпены, традиционно пребывающие в образе прошедших горячие точки инвалидов, едва завидев меня, подобно Форресту Гампу, на ходу теряют костыли.
– Помоги, пожалуйста, друг!
Морщусь от такого панибратства. Не люблю, когда «тыкают». Хотя чем я лучше их? Занимаемся-то одним и тем же – улыбаемся, лижем задницы и упорно желаем себе иной судьбы. Выживаем.
– Держи. Коллега.
– Дай тебе Бог…
– За ним не заржавеет. Даст.
Итак, начальник. Летит.
– Доброе утро!
– Зиг хайль.
– Ты чего кислый такой?
– Не знаю. Не выспался, или, может, давление скачет. Я на погоду…
– Какое давление в твои годы! У меня двести двадцать! И нормально!
– Ух ты, нарядно. У меня на спидометре и то меньше.
Может, я чего-то не понимаю, но даже мои скудные познания в медицине позволяют сделать вывод, что «220» и «нормально» в данном контексте – оксюморон. «220» и «03» – вот здесь связь очевидна. Но логика совков и латентных коммунистов не поддается человеческому пониманию в принципе.
– …я служил еще в демократической Германии.
– Какая же демократия, если там советские танки 40 лет стояли?
– Именно потому, что стояли, – и была демократия.
Молчу. А что можно ответить? С такой сборкой мозга можно и не пить.
Звонок. Кум.
– Привет, знаешь, куда я еду?
– За пивом? – Сознание сразу выплескивает наружу наиболее ожидаемый, логичный и приятный ответ.
– Не-а. У нас в области совещание по «ганебним вчинкам».
– Что?
– Ну, типа, по вопросам коррупции и пьянки в конторе.
– В смысле вашему обычному поведению наконец придали официальный статус? Круто.
– Тебе смешно, а нам затянули уже так, что тени собственной боишься. Присягу заставили принимать.
– Ну, хорошо, святой отец, поезжайте на совещание, а вечером, может, накатим? Хотя вы же присяглись…
– Иди ты.
– Сам иди. Ганебник.
Большая часть моих друзей работает в различных «органах». У них сейчас период так называемой борьбы с коррупцией. Это означает, что пакт ненападения, негласно заключенный много лет назад между ментами, чекистами и прокурорскими, расторгнут. Отныне взятки можно брать только у порядочных людей. А потенциальным стукачам и предателям – демонстрировать мощь закона во всей его беспощадной красоте.
Все, конечно, понимают, что с коррупцией необходимо бороться. Но что происходит сейчас? Матерые коррупционеры сражаются с коррупционерами рангом помельче.
Сегодня враг государства номер один – обычный мелкий чиновник, имеющий пару сотен долларов зарплаты, кучу долгов и присягу госслужащего в личном деле. Тот самый, который за бутылку дешевого алкоголя – коробку конфет – конверт обеспечивает красивую государственную антикоррупционную статистику.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу