Чарлз Буковски - Голливуд

— Жан-Поль, Жан-Поль, им назначено… Это Джон Пинчот и сценарист.

— О черт, ну ладно… Сейчас я… Надо сначала поправиться… Подожди…

Анри-Леон вышел к нам.

— Сейчас выйдет. Ему пришлось пережить тяжелый удар. Он надеялся, что его бросает жена. А нынче утром — бац! каблограмма из Парижа: она передумала. Его чуть кондрашка не хватил. Просто в угол загнала беднягу.

Мы не знали, что и сказать.

Потом выкатился Жан-Поль. Белые брюки в широкую желтую полоску. Розовые носки. Туфель не было. Кудрявые каштановые волосы не нуждались в расческе. Он чесал грудь под рубашкой. Точнее, под футболкой, рубашка отсутствовала. В отличие от брата, он был очень крупный и весь розовый. Даже красный. Этот красный колер на его лице то линял почти до белизны, то разгорался с новой силой.

Нас представили друг другу.

— А, — повторял он при этом, — а, а.

И вдруг встрепенулся:

— Где Модар?

Оглянулся и увидел Модара, укрывшегося в уголке.

— Опять прячешься, да? Черт побери, хоть бы что-нибудь новенькое придумал.

С этими словами он опять кинулся в спальню и захлопнул за собой дверь.

Модар легонько кашлянул, а мы налили себе еще винца. Оно было отличным. Жизнь была хороша. В кругу этих людей удобно считаться писателем, художником или танцовщиком, можно позволять себе все что угодно — сидеть, стоять, дышать, пить вино и делать вид, что мир у тебя в кармане.

Опять ввалился Жан-Поль. Мне показалось, что он обо что-то ударился — остановился, потер плечо, почесался и снова двинулся вперед. Дойдя до стола, он стал размеренно ходить вокруг него, восклицая:

— Все мы тут с дыркой в жопе, правильно? Ну, у кого дырки нет, объявись!

Джон Пинчот толкнул меня локтем в бок:

— Гений, правда?

А Жан-Поль все кружил по комнате и орал:

— Все мы с дыркой в жопе, так? Вот здесь, посередке, так? Говно ведь отсюда вываливается, я правильно рассуждаю? По крайней мере, мы каждый раз ждем, что это произойдет. Что мы без говна? Нет нас! Сколько же мы за свою жизнь высираем, а? И все идет в землю! Реки и моря насыщаются нашим говном! Мы мерзкие грязные твари! Ненавижу! Каждый раз, вытирая задницу, я ненавижу человечество!

Он остановился, взгляд его упал на Пинчота.

— Тебе ведь денег надо, правильно?

Пинчот улыбнулся.

— Ладно, недоносок, найду я тебе денег, — сказал Жан-Поль.

— Спасибо. Я вот как раз сказал Чинаски, что вы гений.

— Заткнись!

Жан-Поль обратил свой взор на меня.

— Что мне у тебя нравится, так это умение взбудоражить. Тех, кто в этом нуждается. А им несть числа. Оставайся таким же святым идиотом, и в один прекрасный день услышишь звоночек из самого пекла.

— Уже слышал. И не раз.

— Ба! От кого же?

— От старых подружек.

— Ты меня разочаровал, — простонал он и опять заколесил вокруг стола, расчесывая пузо. Наконец, описав последний, самый большой круг, он вырулил в спальню, захлопнул за собой дверь и затих.

— Мой брат, — сказал Анри-Леон, — неважно себя чувствует. У него неприятности. Я наполнил стаканы.

Пинчот наклонился ко мне и прошептал: «Они живут в этом люксе уже несколько дней, едят и пьют и ничего не платят».

— В самом деле?

— Счет оплатил Фрэнсис Форд Лопалла. Он считает Жан-Поля гением.

— Любовь и Гений — самые употребляемые слова, — сказал я.

— Ну, что за хреновину ты понес, — сказала Сара, — ты брось эту хреновину вонючую. На этих словах выплыл из своего угла Джон-Люк Модар и подошел к нам.

— Налей-ка и мне этого дерьмеца, — попросил он.

Я налил ему бокал до краев. Джон-Люк выдул его одним махом. Я налил еще.

— Я читал вашу фигню, — сказал он. — Она замечательна своей простотой. У вас мозговой травмы не было?

— Может, и была. В 1957 году из меня вытекла почти вся кровь. Я двое суток провалялся в подвале больницы для бедных, пока на меня не наткнулся какой-то сумасшедший ординатор, у которого сохранились остатки совести. Я тогда понес значительные потери, и наверное, не только физические, но и умственные.

— Это одна из его любимых баек, — вмешалась Сара. — Хоть я его и обожаю, но когда столько раз выслушиваешь одно и то же…

— Я тоже обожаю тебя, Сара, но когда рассказываешь одну и ту же историю множество раз, она делается все больше похожей на правду.

— Ну ладно, пупсик, извини, — сказала Сара.

— Послушайте, — начал Джон-Люк, — напишите-ка титры к моему новому фильму. И еще мне хочется вставить в него эпизод по одному из ваших рассказов, где один парень получает временную работу в какой-то конторе, отвечает там на звонки, такая вот мура. Согласны?