Чарлз Буковски: Голливуд

— А где народ? — спросил я. — Может, никто не придет?

— Придут как миленькие.

И действительно, вскоре начали подъезжать старенькие драндулеты, водители высматривали места для стоянки. Один парень вышел из машины с бутылкой в бумажном пакете.

— Пьянь идет смотреть, как у нас с правдой жизни, — засмеялся я.

— Они ее найдут, — успокоила меня моя дорогая женушка.

— Как хроникеру пьянства мне нет равных.

— Дай им дожить до твоих лет. В чем, кстати, твой секрет долголетия?

— Не вставать с постели до полудня.

Похоже, народу собралось немало. Мы подошли к кассе.

— Два, — сказал я кассирше. — Один взрослый.

Контролер надорвал билеты, и мы вошли в зал. Показывали рекламные ролики будущих хитов. Мы сидели в заднем ряду. Я думаю, зрителей набралось не меньше сотни.

В последний момент перед нами села молодая пара, лет по двадцать пять, оба высокие и стройные.

Анонс кончился, и пошел «Танец Джима Бима». Поехали титры. И началось кино. Я уже видел картину на видео раза три или четыре и хорошо ее помнил. Да, это была история из моей жизни. Я был ее автор — кто еще мог бы так схватить зрителей за горло! Но я писал ее не ради себя. Мне хотелось показать странную и отчаянную жизнь пьяниц. Я был одним из них, и я хорошо себя знал.

У меня имелись замечательные предшественники. Юджин О'Нил, Фолкнер, Хемингуэй, Джек Лондон. Алкоголь помогал им справляться с машинкой, поддерживал в них огонь и стремление ввязаться в игру.

Кино шло.

— Как думаешь, тебя тут кто-нибудь узнал? — спросила Сара.

— Да нет, я ничем не выделяюсь.

— Тебя это огорчает?

— Да, мне не нравится быть похожим на других.

Высокий парень спереди обернулся и прошептал:

— Потише, я пришел кино смотреть.

— Извините, — сказал я.

Фильм продолжался. Там была одна неприличная сцена, и сипящая впереди девушка фыркнула:

— Ой-ой.

— Нормально, дарлинг, — сказал ее спутник.

«Дарлинг» пережила этот эпизод, а за ним шла сцена, в которой женщина в баре хвалится тем, что у нее самая крепкая голова во всем городе. «Никто не сдержал столько ударов мордой о коленку, сколько я!»

«Дарлинг» закрыла лицо руками и опять прошептала:

— Ой-ой. Невозможно.

— Нормально, дорогая, — опять сказал ее спутник.

«Дарлинг» еще несколько раз по ходу действия закрывала ладошками лицо, но они оба досидели до конца.

Кино кончилось, и публика медленно покидала зал. Мы ждали. Ну что ж, я видел гораздо худшие фильмы, особенно в тридцатые годы.

Мы с Сарой поднялись и двинулись к выходу. Дошли до машины, сели и смотрели, как разъезжаются зрители. Я опустил стекла, и мы закурили.

Вдруг какая-то развалюха подъехала к нам. За рулем сидел незнакомый тип. Увидев нас, замахал рукой. На лице его появилась дурацкая ухмылка. Я махнул в ответ, и он поехал дальше.

— Он тебя вычислил, — сказала Сара.

— Забавно.

— Да уж.

И мы поехали домой, как после обычной вылазки в кино.

Когда мы добрались, я открыл бутылку хорошего красного вина. Кровь богов.

По телеку шли новости. Новости были плохие.

Мы сидели, пили и смотрели телевизор, пока на экране не появился Джонни Карсон. Шикарно одетый. Пальцы его все время шарили вокруг узла галстука, он бессознательно проверял, все ли в порядке с его внешностью. Он завел монолог, и из зала донесся притворный свист. Хорошо оплаченный.

— Что теперь думаешь делать? — спросила Сара.

— В каком смысле?

— Кино ведь кончилось.

— Это так.

— И что ты теперь будешь делать?

— На лошадок смотреть.

— А кроме лошадок — что?

— Вот возьму и напишу роман о том, как пишут сценарии и снимают кино.

— У тебя наверняка получится.

— Я тоже так думаю.

— А как ты его назовешь?

— «Голливуд».

— «Голливуд»?

— Да.

И вот он перед вами.

Буковски имеет в виду Скотта Фицджеральда и его жену. — Прим. Переводчика