Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

– Успокойся, дорогая. До этого ни в коем случае не дойдет. Если даже я что-то открою, это будет нашей тайной. Да у нас сейчас и времени нет, чтобы заниматься чужими делами… Дорогая! А что с тем дневничком?

Марыся обещала ему принести свой дневник, который, правда, она уже года три как забросила, но до этого он содержал чуть ли не ежедневную хронику ее жизни начиная с детских лет.

Девушка протянула ему толстый том в полотняном переплете.

– Я хочу, чтобы ты это прочитал, – сказала она, зарумянившись. – Только прошу тебя, не смейся надо мной. Я когда-то была совсем глупенькой и… даже не могу сказать, удалось ли мне поумнеть с годами.

– Ты самая умная девушка из всех, кого я знаю, – с веселой торжественностью заверил ее Лешек. – А лучшее тому доказательство – это то, что ты сумела оценить меня!

– Ну, если это может служить мерой ума, – рассмеялась Марыся, – то себя ты оценил весьма низко, выбрав такое ничтожество, как я.

– Это маленькое ничтожество для меня стало всем на свете.

В тот же вечер перед сном, уже улегшись в кровать, Лешек открыл дневник на первой странице и начал читать:

«Меня зовут Мария Иоланта Вильчур. Мне десять лет. Мой первый папочка умер, а мы с другим папочкой и мамочкой живем в нашем любимом домике лесничего, в самой середине огромной Одринецкой пущи…»

Выписанные еще по-детски неловкой рукой кривые буковки складывались в обыкновенные безыскусные слова, ложились волнистыми строчками, покрывали страницу за страницей.

Но губы невольно улыбались, а на глазах выступала влага, когда он вчитывался в эти странички, самые дорогие, самые драгоценные на земле странички, которые позволяли ему день за днем, месяц за месяцем, год за годом любоваться ее крошечными, но очень значительными радостями, следить за трогательными детскими огорчениями, узнавать эту ясную душу, такую чистую, ласковую, нежную. Эти странички открывали перед ним ее детство, годы юности, позволяли вжиться в них и еще сильнее пожелать никогда с ней не расставаться.

С кленов начали опадать первые красные листья. Осень была еще ранняя, теплая, тихая, солнечная. По будням в поле выходили крестьяне с плугами, по трактам тянулись возы, нагруженные тяжелыми мешками, а по воскресеньям везде было пусто. Только оглушительно трещали сверчки, порой какая-нибудь птица спокойно и безмятежно парила над ржаными полями или тяжело пробегал разжиревший заяц.

Это тишину разорвал резкий громкий рев мотора. Мотоцикл проехал поворот к мельнице и свернул с главного тракта на боковую дорогу, обсаженную кустарником. Молодой Чинский ездил быстро, но он был прекрасным водителем, и Марыся, которая поначалу, во время первых поездок, еще немного боялась, теперь уже чувствовала себя на заднем сиденье в полной безопасности. Только на крутых поворотах, повинуясь инстинкту, крепче хваталась за своего спутника.

Дорога вела к Вицкуновскому лесу. Они приезжали сюда каждое воскресенье. Обычно после обеда Марыся выходила за город на тракт, где они и гуляли подальше от людских глаз. Им тут редко кто-то встречался, но в этом случае Марыся могла не опасаться, что ее узнают. Зеленый комбинезон, шлем и очки меняли ее до неузнаваемости. До леса было около шести километров, и там они проводили время до самого вечера. Потом Лешек отвозил Марысю обратно в Радолишки, а сам окольной дорогой возвращался в Людвиково.

Им необходимо было соблюдать крайнюю осторожность, потому что злые языки не пощадили бы Марысю, если бы пошли слухи, что кто-то видел, как она с молодым инженером ездила в лес.

Но в то воскресенье, помогая Марысе надеть комбинезон, Лешек сказал:

– Это будет последняя наша тайная встреча.

В его голосе прозвучало что-то необычное.

– Почему последняя? – спросила Марыся.

– Потому что завтра мы объявим о нашей помолвке.

Марыся застыла.

– Что ты такое говоришь, Лешек! – прошептала она.

Ее вдруг охватил страх перед тем, что должно было произойти. Конечно же, она верила жениху. Безгранично верила. Но где-то в глубине души, в подсознании ее таилось какое-то спокойное и печальное сомнение в успехе. Она предпочитала не думать о будущем. Настоящее было так прекрасно, что любые перемены, казалось, могли все сделать только хуже.

– Ну, садись же скорее, любимая, – поторопил Лешек, – нам сегодня понадобится много времени, чтобы все хорошенько обсудить.

Она молча села на заднее сиденье. Встречный поток воздуха всегда слегка одурманивал ее, но сегодня она была в почти бессознательном состоянии. Марыся и мысли не допускала, что все может произойти так скоро, и даже не догадывалась, от чего зависело объявление об их помолвке. Она не знала и никак не могла узнать, потому что Лешек после долгих размышлений решил скрыть от нее свои действия ради обеспечения их будущего.