Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

– Мама, надеюсь, ты поймешь меня, если я скажу, что это стремление к самостоятельности?

– Самостоятельность можно дурно использовать.

– Безусловно. Но вы можете оговорить предварительные условия. Например, если окажется, что я плохо исполняю свои обязанности, что падает уровень качества продукции или уменьшается ее выпуск, что ухудшается организация производства или по моей вине возникают потери, то вы имеет право уволить меня.

Господин Чинский рассмеялся.

– Ты так говоришь, будто мы собираемся заключить официальный договор.

– А почему бы и нет? – Лешек изобразил удивление. – Ясная ситуация облегчает отношения. Я хочу быть обычным наемным работником, таким же, как Гавлицкий или Слупек. У них есть контракты. В тех контрактах оговорены налоги, жилье и премии. Я не вижу оснований отказывать мне в том, чтобы заключить такой же контракт.

Наступила тишина. Лешек чувствовал, что сейчас мать снова задаст ему вопрос: «Зачем это тебе понадобилось?..» Он откашлялся и добавил:

– Я могу быть ответственным и добросовестным работником только тогда, когда буду знать, что меня к этому обязывает договор. Иначе мне слишком легко будет вспомнить, что я – хозяйский сын и что в конечном счете любые мои упущения или леность мне простятся. Вы должны радоваться, что я добровольно хочу заранее приструнить себя.

– Хорошо, – задумчиво произнесла госпожа Элеонора. – Мы подумаем над этим.

– Благодарю вас. – Лешек встал, поцеловал матери руку, коснулся губами отцовского лба и вышел.

Он вел себя свободно и делал соответствующее выражение лица, но в глубине души дрожал от страха при мысли, что мать разгадает его намерения и категорически откажет. И для того, чтобы отвести от себя всяческие подозрения, он начал бывать в местных усадьбах, навещать даже далеких соседей, а по возвращении подробно пересказывать родителям все сплетни, слухи и новости, не забывая подробнейшим и самым благоприятным образом описывать внешность разных девушек, с которыми он встречался во время этих визитов. Это должно было внушить родителям мысль, что упорядочение собственной жизни, о котором он говорил, включало и женитьбу, а по гостям он разъезжает с целью найти соответствующую кандидатку.

Из Людвикова в Радолишки на запад вела мощеная дорога. Но если сделать крюк в девять километров, то в городок можно было попасть, поехав в сторону Божичек и на Вискуны. И потому Лешек, стараясь быть как можно более осторожным, только этим путем и ездил. А прямо в Радолишки отправлялся только тогда, когда свою поездку туда мог оправдать какими-то необходимыми покупками. И тогда уже гнал, как шальной, чтобы урвать лишние четверть часа на встречу с Марысей.

Из-за работы и занятий на фабрике свободное время у него бывало обычно только после обеда. И потому он не раз встречал в магазинчике знахаря Косибу. Он слегка побаивался этого сурового бородача с грустными глазами и богатырским разворотом плеч. Он не сомневался, что знахарь смотрит на него неприязненно и даже с угрозой, хотя Марыся уверяла, что он – добрейший человек на земле.

– Может, он еще чуточку тебе не доверяет, – сказала девушка. – Но тут уж ты сам виноват. Если б ты позволил мне рассказать ему о нашей помолвке, я уверена, он сразу полюбил бы тебя.

– Нет уж, я предпочитаю быть более осмотрительным, – улыбнулся молодой человек. – И готов немного подождать проявления его дружеских чувств. Пусть это будет моя потеря!

Она с укоризной посмотрела на Лешека.

– Лешек! Это нехорошо, что ты подсмеиваешься над благороднейшим человеком и моим большим другом.

– Прости меня, дорогая. Но мне кажется, что этот человек – не самый подходящий объект для проявления твоих добрых чувств. Вполне вероятно, что знахарь – образец благородства, может, он даже умеет лечить, во что я не слишком верю, но ведь это простой мужик. Зачем тебе дружба такого простолюдина?

Она покачала головой.

– Зачем мне дружба?.. Видишь ли, Лешек, у тебя есть родители и ты не знаешь, каково это – быть сиротой. Не иметь никого из близких, совершенно никого. И тогда каждая рука, протянутая нам, каждая, будь она даже сплошь покрыта мозолями от тяжкой работы, становится сокровищем, огромным сокровищем. Бесценным и дорогим. Тебе этого не понять!

– Да я все понимаю, Марысенька, понимаю, – смутился Лешек. – И будь я проклят, если не сумею вознаградить этого благороднейшего человека за то, что моя единственная, моя драгоценная… Да ведь он и так мне нравится.