Юрий Рытхэу - Чукотский анекдот

— А давно эту пекарню построили? — задумчиво спросила Сьюзен.

— Да примерно в те же времена, когда снесли ярангу шамана.

— Вот и надо искать сокровище в фундаменте старой пекарни.

— Для этого надо разобрать пекарню, — усмехнулся Роберт. — Да, кстати, кто-то мне сказал, что материал, из которого построена пекарня, заражен грибком.

— Прекрасно! Это отличный повод построить в дар нашим чукотским соплеменникам в Улаке новую пекарню! — обрадовалась Сьюзен.

Роберт засмеялся.

— Ничего тут смешного нет, — заметила сестра. — В качестве гуманитарной помощи. Это будет даже красиво. Они сами будут печь хороший хлеб в новой, оснащенной современным оборудованием пекарне!

— Сьюзен, — сдерживая раздражение, произнес Роберт, — мне все это кажется самой настоящей утопией.

— Даже если мы не найдем сокровища деда, разве плохо, что жители Улика получат новую пекарню? Ты против этого?

— Я не против этого, — уже мягче возразил Роберт, — я против того, чтобы связывать строительство новой пекарни в Улаке с поисками мифического дедовского сокровища.

— Дед совершенно твердо и определенно сказал: в этих валунах замаскировано золото… Хорошо, я согласна, что не надо специально заниматься поисками спрятанного клада. Найдем — хорошо, не найдем все равно будет пекарня.

— Вот представь себе при строительстве и впрямь будет найдено золото. На свет божий извлекут валуны, очистят, и перед людьми предстанет драгоценный металл. По существующим еще советским законам, нашедшим клад выплачивается лишь четверть стоимости, а остальное считается собственностью государства…

— Здесь дело обстоит несколько по-другому, — сказала Сьюзен. — У меня есть документ, бесспорно доказывающий, что золото принадлежало моему деду Роберту Карпентеру.

— Думаю, что русские так просто золото не отдадут, — настаивал Роберт.

— Посмотрим, — улыбнулась Сьюзен. — Я начинаю сбор средств на строительство новой пекарни в Улаке.

Антонина Тамирак просыпалась утром в таком состоянии, что даже не могла удержать кружку с крепко заваренным чаем со сгущенным молоком. Она минут десять собиралась с силами, потому что знала, что только несколько глотков этого напитка вернут ее к жизни.

Несмотря на запой, она не пропустила ни одного рабочего дня. Она держалась до полудня, потом выпивала полстакана водки, немного ела, но к вечеру набиралась так, что почти в беспамятстве валилась на кровать. Просыпаясь среди ночи, долго лежала с открытыми глазами, не зажигая света, вспоминала детство, свою первую встречу с мужчиной, перебирала в памяти другие встречи, лишь бы не думать о Роберте. Несколько раз ее звали к телефону, но она отказывалась брать трубку. Потом звонки прекратились, и Антонина решила, что Роберт окончательно отвернулся от нее. А может, кто-нибудь сказал ему об истинной причине ее нежелания подходить к телефону. И зачем она ему нужна? Разве мало в Америке красивых женщин? Когда по телевизору показывали американский фильм, создавалось впечатление, что страна населена, в основном, длинноногими, худощавыми блондинками. У всех у них были прекрасные, невероятно белые зубы, не то что ее — железные. Хотя, будучи в Номе, Антонина не заметила преобладания красивых женщин. Больше было толстых. Роберт сказал, что у него была жена, наполовину тлинкитка. Мать жены принадлежала к индейскому племени, населяющему южную часть Аляски, изрезанную незамерзающими фиордами. Двое детей — мальчик и девочка — двенадцати и шестнадцати лет. Раз в полгода он берет детей к себе. Чаще всего в летнее, отпускное время. Путешествует с ними, рыбачит на фамильном рыбацком стане, принадлежавшем еще предкам жены на реке Танапа. Маленькая Антонина тоже любила рыбалку. Они отправлялись с отчимом в Пинакуль, заброшенную морзверобойную станцию на северном берегу залива Кытрын, ставили старую, заплатанную палатку и три ставные сетки. Чаще всего ловился голец, но попадались и кета, и горбуша, и нежнейшая нерка. Мать потрошила рыбу и солила икру, которая пользовалась большим спросом среди тангитанов. Иногда Ямрону удавалось подстрелить нерпу. Антонина помогала матери разделывать добычу, варила в котле, подвешенном над костром, нерпичью грудинку. Часами бродила по галечному берегу, среди заброшенных, развалившихся кунгасов, катеров, проржавленных до дыр десантных барж, попавших на Чукотку еще по ленд-лизу в годы войны с фашистами. Она любовалась водной гладью залива, на которой неожиданно возникали китовые фонтаны и круглые, словно лакированные, головки любопытствующих нерп. Антонина как бы растворялась в чистом воздухе на стыке моря и тундры. Иногда она уходила от берега, чаще следуя овражками, прорытыми недолговечными тундровыми потоками. Собирала ягоды, листья золотого корня, который заваривали вместе с чаем. Как это было вкусно!