Леонид Нетребо - Дать негру

То есть я к тому, что набежала милиция и быстро прекратила все безобразия. А часть ресторанно отдыхавших оказались в КПЗ. Я надеюсь, понятно, что олигарх с охраной в эту часть не попал, что соответствует законам жанра. У них же везде концы, и они всегда снимут с дерьма пену. Говорят, их убеждали написать заявления для открытия полноценного уголовного дела, но они отказались. Все-таки была ж стрельба с их стороны, а оно им надо? Ретировались с поезда на такси, и были ж таковы, никто их больше не видел. Всё по жанру, я вам говорю.

А нас, простых людей, по жанру, забрали в дорожную милицию. Меня, Розу, кавказца того, опять забыл имя, плюс, разумеется, вояку-победителя, который посрамил жулика олигархического масштаба. С нами активно просились и те футбольные фанаты, но их не взяли, отмахнулись, на что они обиделись. Мы всю ночь сидели в отделении, там одна клетка, все окончательно сдружились. Вояка — хороший парень, герой. Пуля — пустяк, синяк на груди. Мы с Розой бок о бок всю ночь. Я ей шепотом рассказал за всю свою жизнь. Как поется в песне, я сморкался и плакал в кашне. Там в песне дальше, а она мне сказала, я верю вам, и отдамся по сходной цене. Но это не под Розу, хоть и шмару она только так изображала в ресторации. Талант. Нас принимали за мужа и жену, мне это нравилось, хотя она немножко морщилась, но не протестовала.

И мы не были одиноки, дружище! Там на площади всю ночь работала группа поддержки. Кавказцы «Лезгинку» или что-то там еще танцевали, футбольные фанаты «оле-оле» кричали, Спартак — это мы, Спартак — это лучшие люди страны. Мы это слышали, и относили к себе: Спартак — это мы!.. В конце концов, друг друга Спартаками стали величать, смех.

Утром стали отпускать, потому что шахтеры пути приоткрыли и пассажирским поездам временный зеленый свет. Отпускали всех, кроме вояки. Но Роза, от лица всех каторжан, выдвинула ультиматум: или всех, или ни одного, все остаемся, нам спешить некуда! Сработало.

В это время из соседнего купе вывалился кавказец, с полотенцем на плече, сонный, помятый и хмурый. Но увидев Эйнштейна заулыбался. Эйнштейн встал.

— Привет, Спартачок! Отсыпаешься?

— А, Спартак, дорогой, — кавказец заулыбался еще шире, — все никак в себя не приду. А, все нормально, скоро Екатеринбург, пересадка. Смена декораций. Все позади, как немножко неприятный сон, да? Увидимся.

Он удалился в сторону туалета.

Эйнштейн с Олегом сходили за чаем, принесли его в купе, где оставили Жизель. Но Жизель спала. Они со стаканами в руках возвратились в коридор, опять присели, договаривали вполголоса, отхлебывая. Точнее, по-прежнему говорил только Эйнштейн.

— Я вообще-то в данный момент еду на Север к сыну, в Екатеринбурге у меня пересадка. Вот я говорю: Север, Север, а вы киваете. Нет, я уверен, что вы не знаете, что такое Север. Это не просто сторона света. А если брать тюменский Север, то это тоже не просто регион, где добывают нефть и газ. Это состояние души. Знаете, как он компоновался, кем? Всеми, отовсюду. Романтиками, авантюристами, неудачниками! Да-да, неудачниками тоже. Допустим, на Большой земле ничего не получается, любви нет, сам себе не понятен, ну и тому подобное. А туда приезжает и, как говорится, обретает себя. Или в петлю. Естественный отбор, как это ни жестоко. Оригинальнейший сплав характеров, высшая проба. Северянин — это национальность. Как одессит. Правда, в последние годы произошло разжижение, но костяк есть костяк, его просто так не пропьешь. Рекомендую! Там определенность, в отличие от Байкала. Мне, во всяком случае, так кажется.

Он замолчал, некоторое время смотрел в конец коридора, затем решительно поставил подстаканник со стаканом прямо на пол — конструкция громко звякнула и далее неровно затренькала от поездной дрожи.

— Ночью будет Екатеринбург. Я сказал, что у меня пересадка, да? Но я не выхожу.

Поезд содрогнулся, будто соглашаясь, и пошел быстрее.

После того как они разошлись по своим купе, к проснувшейся Жизели с Олегом зашла Люксембург, с тысячами извинений за то, что не уследила за своей подопечной, вляпалась в неприятности. Но теперь-то уж точно, до самого Кургана!..

У нее, как и у Эйнштейна, под глазом примостился, по ее словам, «симпатичный синячок», который она даже и не пыталась скрыть гримом ввиду его симпатичности. Пошутила, что мужчин украшают шрамы, а женщин — синяки, поэтому давайте ужинать.

После трапезы Люксембург ушла в свое новое купе: «Мне нужно до конца разобраться с одним клоуном».