Леонид Нетребо - Дать негру

— Пистолет, пистолет! — покивал Эйнштейн, морщась. — Стреляет, буквально стреляет! И попадает же! Мама дорогая, что началось. Визг, гам.

Военный от выстрела вздрогнул телом, сигарету изо рта выронил, за грудь схватился, даже согнулся, вот так, но не более, не более, вскрикнул…

Всё, думаю, довелось при убийстве присутствовать, буду свидетелем. Но не это чувство тогда преобладало, нет, быть свидетелем и затасканным по следствиям и судам, нет. Прежде всего — сочувствие к солдату. Второе — отвращение к тому социальному извращению, в гладком облике якобы аристократа с охранной шушерой.

Ага, постоял наш герой, потер место, куда пуля попала. И пошел на стрелявшего…

Это мы потом догадались, что пистоль был травматический и пуля резиновой. А тогда… Все подумали: простреленный! Прямо терминатор неубиваемый.

Шаг вперед, трёт место прострела, еще шаг, трёт, морщится. А тот, номер два, присел, то ли от страха, то ли так полагается при стрельбе с двух рук, глаза испуганные, выпученные, пистолет выставил, а пистолет в воздухе пляшет.

Простреленный ему рычит: еще раз выстрелишь, тебе… конец! Это я синоним говорю, чтоб не материться.

И идет вот так, скажу я вам, как будто и не думает, выстрелит тот или нет, как будто не это сейчас ему главное в жизни, и даже не то, что глубоко плевать, умрет или нет, жить дальше или нет, а просто как будто таких понятий и нет вообще.

И что вы думаете? Ведь и не выстрелил больше тот номер два, не выстрелил.

А терминатор к нему так же не спеша как будто подошел, и как будто на мгновение задумался, что же с этим поцом делать. Руку вот так выставил, ладонь растопырил, приблизил к холуйскому лицу… А тот как завороженный! Оружие не отпускает, но и не двигается. Пистолет терминатору в промежность уперся. Если выстрел, точно что-нибудь отстрелит!

Причем, это я так медленно рассказываю, а на самом деле все произошло очень быстро, секунды.

Короче, наш военный… У меня лично за секунды к нему симпатия, да и у всех, я думаю. Наш защитник, взял холуя за морду и… что бы вы думали? Вот так прямо взял, как гандбольный мячик. Видели, как гандбольный мячик берут? И просто толкнул. Презрительно! Как недостойного. Мол, ну тебя.

Тот, недостойный, завалился, думаю, от неожиданности и эмоционального перенапряжения, и пистолет отлетел и по бетонному полу, вжик — отъехал куда-то под стол.

Воин поворачивается — и к олигарху! Делает шаг к столу…

И тут, вы не поверите! Наша Роза как закричит, как буквально, свинья недорезанная, у меня аж в ухе зачесалось, я рядом был… Ну, это между нами, насчет свиньи. Как, закричит на весь притихший зал: «Фейсом его об тейбл!»

И что бы вы думали?

Этот самый что ни на есть акула капитализма — отдался назад, отпрянул, да и свалился вместе со стулом! Дрыгнул ногами, перевернулся и стал отползать за кадку с кустом какого-то растения. То ли пальма, то ли фикус… неважно.

Что тут началось, все задвигались, забегали. Официанты подбежали, поднимают падшего олигарха с его командой. Крики! Кавказцы галдят, военный, который подстреленный, но победитель-терминатор, тоже что-то кричит, я запомнил — «Командира убили! Шакалы! Рохлин!» С матом, конечно, как полагается. Это ведь генерал, кажется, такой? А разве его?.. Неважно.

Тут наша Роза опять в новой красе. Вскочила на стол… нет, все-таки на стул. И декламирует над всем этим хаосом: «Глупый пИнгвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!»

И вдруг возникает передо мной фигура того самого лысого жилистого человека, с кадыком, который мне… помните? Размахнулся… Обстоятельно, понимаете ли, как будто давно ждал этого хаотического момента и готовился. Я зажмурился. Бесполезно. Его кулак достал моего шнифта, как говорят в Одессе.

Эйнштейн засмеялся, потер синяк.

— Ну, хоть бы слово сказал, за что! Подозреваю, что он больной на голову, а лечит ноги, однозначно. Я было настроился на дальнейшие комплименты с его стороны в форме физического воздействия, но тут вмешалась Роза. Ах, моя дорогая! Стала отгонять моего кулачного собеседника, в кавычках, вон и прочь. Каким способом? А костылем нашей красавицы Жизели. То есть Роза, находясь еще в образе рисковой шмары, не позволила дальше исказить мою лицевую индивидуальность до низших параметров. Но это стоило нам костыля, который таки рассыпался, когда она промазала по цели и попала по колонне. Зато его уцелевший близнец всю оставшуюся ночь фигурировал в качестве вещдока.