Юрий Рытхэу - Cкитания Анны Одинцовой

Слушая песню и глядя на мать, Танат чувствовал нарастающее беспокойство и тревогу: такой песни и такого танца еще никто не исполнял у Священного камня Уэлена. За последние годы содержание их наполнилось новыми мыслями и новыми словами. Вместо Мудрого Ворона, Создателя Земель и Вод, все чаще упоминалось имя великого вождя и учителя всех народов, великого полководца Иосифа Виссарионовича Сталина. Появились песни и танцы о подвиге покорителей Арктики — челюскинцев [35] Участники похода ледокола «Челюскин» в 1934–35 году, затертого льдами и утонувшего в Чукотском море. Спасательная экспедиция Советского правительства сумела вывезти всех с дрейфующей льдины на самолетах. и папанинцев [36] Участники экспедиции на дрейфующей станции «Северный полюс» под руководством И. Д. Папанина. , о строительстве колхозов. Такие песни открыто поощрялись властями, и их сочинители награждались ценными подарками. Так, Рыпэлю за песню о Великом Вороне, переделанную на песню-танец о Великом Сталине, дали брезент на покрышку яранги и отрез цветного ситца на праздничную камлейку его жене.

Когда Вэльвунэ закончила танец и в тишине ушла обратно в толпу, зрители исторгли вздох одобрения и кто-то даже тихо простонал ей вслед. Ринто покинул свое место на Священном камне и последовал за женой. За родителями потянулись дети, за ними — Танат с Анной Одинцовой.

Ранним утром двадцать девятого августа тысяча девятьсот сорок седьмого года стойбище Ринто снялось с места и двинулось в дальнюю дорогу, на крутые склоны Золотого хребта.

Казалось, еще один порыв ветра и ярангу понесет вместе с ее обитателями по тундре, по белым бескрайним снежным полям, по горным долинам, по ровным плато, снежным застругам, поволочет по кустарникам, едва торчащим по берегам уснувших на всю долгую зиму, промерзших до самого дна рек. Иногда каким-то образом комок спрессованного воздуха залетал в ярангу, гасил пламя в жирнике, отбивал на мгновение дыхание и с жутким воем устремлялся дальше. Именно этот вой был самым невыносимым. Он рождал в душе мрачные мысли, тревогу, гасил радость, вызывал раздражение, и во рту всегда присутствовали горечь и сухость, которые не проходили даже от обильного питья.

Обитатели стойбища Ринто переносили непогоду с привычной стойкостью. Танат вместе с братом проводили все время в стаде, не давая оленям разбредаться. В пургу это было адской работой, и в короткие часы отдыха Танат входил в ярангу вместе с порывом снежного ветра, сам как сугроб, долго выбивал согнутым отросточком оленьего рога снег из кухлянки, торбазов, меховых штанов, и вползал в полог изнеможенный, не в силах даже внятно разговаривать.

Ринто уводил стойбище все дальше от морского побережья, долин больших рек, служивших зимними дорогами для собачьих упряжек. Он держал курс на Анадырское нагорье, где можно спрятаться и затаиться в складках гористых склонов, в ущельях, прорытых стремительными потоками. Долгий путь пролегал по холмистой тундре Чукотского полуострова, мимо низких берегов вдававшихся глубоко в материк Колючинской и Чаунской губ.

Анна как-то спросила свекра, как он ориентируется без карты и компаса в этом причудливом нагромождении замерзших больших и малых потоков, в бесконечных долинах. Ринто слегка улыбнулся и показал на звездное небо:

— Они меня ведут.

У Одинцовой была довольно старая карта Чукотского полуострова, добытая на географическом факультете Ленинградского университета. Картограф предупредил, что поскольку район приграничный, то координаты смещены, чтобы сбить с толку возможных интервентов и шпионов.

Ринто, познакомившись с картой, сказал Одинцовой, что это и впрямь хороший способ ввести в заблуждение путника. На чистой странице дневника своей невестки он изобразил несколько созвездий, не совпадающих с общепринятыми, и начертил схематическую карту Чукотского полуострова.

— А куда мы кочуем? — спросила Анна.

— Об этом я знаю один, — ответил Ринто и внимательно посмотрел на женщину.

Она, конечно, очень сильно изменилась за эти суровые месяцы. Не только внешне, но, насколько мог чувствовать Ринто, и внутренне. Хотя всякая женщина меняется с началом беременности, и в этом тангитанская женщина не является исключением. Она коротко остриглась и перестала отзываться на каждый укус вши. Погода не позволяла как следует вымораживать зимний полог, да и во время частых кочевок не бывает достаточно времени, чтобы разостлать на чистом снегу оленьи шкуры и хорошенько выбить их.