Алексей Притуляк - Санаторий

– Хорошо, – неуверенно отозвалась психолог. – Я готова… Если только… если вы пообещаете, что я не увижу там что-нибудь жуткое.

– Ёкарного бабая? – усмехнулся Иона.

– Ну, наподобие.

– Думаю, что это будет лиса, не больше, – успокоил Иона.

– Ну, лисичка – это не страшно. Лисички мне нравятся. Только я не понимаю… а сами вы не можете?

– Я оглядывался. Ничего. Это как у Рассела, помните? Про стол и кенгуру.

– А-а… Угу. Но почему вы думаете, что я что-нибудь увижу?

– Потому что спина – моя, а взгляд – ваш.

– Ага… Логично.

– Конечно, вы можете сказать: твои глюки, Иона, тебе и оглядываться… Вы ведь тоже думаете, что я псих?

– А вы? – она обернулась, чтобы глянуть ему в лицо. В по-восточному скошенных глазах её блеснули искорки весёлого интереса, из-под которых, впрочем, тёмными пятнышками пробивалась и неподдельная тревога.

Иона зябко передёрнул плечами, отвёл глаза.

– Приготовьтесь, – сказал он.

Психолог отвернулась. Видно было, как сразу напряглась и окостенела её спина. Кажется, она всё восприняла серьёзно – не было в её спине ни наигранности, ни насмешки, ни…

– Давайте! – скомандовал Иона, через несколько шагов поймав очередное фырканье.

Она резко обернулась всем корпусом, заглядывая ему за спину. Остановилась, с явным облегчением пожала плечами:

– Ничего.

– Понятно.

Впереди обернулась Кундри.

– Эй! – окликнула она. – Команды останавливаться не было.

Иона почему-то разозлился на неё. Он всегда относился к Кундри хорошо, но он никогда не видел её вот такой – мужиковатой, что ли, деловитой, и не думал, что она способна такой быть. Возможно, это его и злило. И с чего она решила, что знает всё про Гадские топи, как здесь нужно ходить и как не ходить? Будто каждый день моталась на Промзону и обратно… И Ездра, так легко отдавший бразды правления в руки этой бабы, тоже вызывал праведное возмущение. Впрочем, Ездра тот ещё жук, умница и хитрец, каких мало – он вожжи без надобности не возьмёт, а уж если посчитал, что надо взяться за гуж, то взявшись, не станет говорить, что, мол, не дюж, и без необходимости поводьев не выпустит.

Ладно, посмотрим…

Пошли дальше. Не сделали и десяти шагов, как снова за Иониной спиной начался разгул, но теперь он старался отрешиться и не обращать на звуки внимания, как и на холодок, сквозивший в позвоночнике.

Разговор начала психолог – она сбавила шаг и приняла чуть в сторону, так что они с Ионой шли теперь почти бок о бок.

– Вы и сейчас слышите эти звуки? – спросила она.

Иона прислушался.

– Нет… кажется, нет.

– Значит, это было ваше одиночество.

Он улыбнулся.

– Одиночество похоже на безумие?

Она внимательно заглянула ему в лицо. Ответила:

– Во всяком случае, между ними много общего. Не советую вам концентрироваться на вопросе своего психического здоровья. Знаете, если ты долго смотришь в бездну…

«И смотрят жадно из тьмы и мрака, как две луны, два пустые зрака, и чьи-то руки в озябшем сердце ключ повернут и откроют дверцу. За этой дверцей я прячу душу – в одну восьмую всемирной суши, в одну двадцатую океана – неизлечимую мою рану…

Душа – это рана, нанесённая… Кем или чем? Богом?..

Да, если ты долго смотришь в бездну, она, зараза, тоже начинает смотреть в тебя. Нужно не смотреть ей в глаза. Ни ей, ни Кундри, ни Ездре. Если они моя бездна, как утверждает Сам, то лучше не смотреть в них, не встречаться с ними взглядом. Нету у безумия начала, нету у безумия конца… Одна, значит, получается, сплошная середина, без начала и конца, а, Сам? Ловко придумано!»

– Почему я никогда вас не видел? – спросил Иона.

Психолог помолчала.

– Потому что раньше меня здесь не было.

– А когда появились?

– Когда вы прыгнули в эту… клоаку.

– А что вы делали до этого?

– Держать строй! – прикрикнула Кундри, бросив злобный взгляд на психологиню. Та торопливо заняла своё место впереди Ездры.

– Не знаю, – бросила она через плечо.

Привал устроили, когда санатория уже не видать было на горизонте даже в прицел снайперки Кундри. Расселись на кочках, выбирая места повыше и подальше от топких лужиц, шагнув в одну из которых, можно провалиться по колено в стылую липкую жижу, вытолкнув на поверхность полусгнивший труп жабы, воробья, а то и зайца. Костёр развести было не из чего – вокруг, на сколько хватало глаз, расстилалась однообразная кочковатая равнина – грязная тряпка без всяких признаков растительности, если не считать пучков осоки, мха да редкой жухлой травы.