Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Словом, город лежал в руинах и все готовились к снятию семи печатей. Новости были однообразно нервозны.

Зимой сорок шестого Егупец потрясло известие, что оторвался кусок Солнца, он летит на Землю. Тут же из магазинов исчезли соль, мыло и спички — все, что продавалось не по карточкам.

Если кусок Солнца летит на Землю, жизни на планете приходит конец, что тогда солить? На что мыло, если вода будет лишь в парообразном состоянии? Спички и вовсе излишни, все будет в огне, и сгорит даже соль. Образованные егупчане раздраженно объясняли это темным людям, выстаивая с ними в очередях за солью, мылом и спичками, которые, впрочем, закупали в тех же количествах, что и необразованные. Стадный инстинкт! Цены на продукты взвились, в ход пошли остатки фамильных ценностей, и кто-то погрел руки.

Следующей зимой Егупец поразила новая беда — банда «Черная кошка». И сразу вслед за нею нагрянули «молоточники». Десятки людей пали их жертвами на крутых киевских улицах и проулках, а молва так вообще косила сотнями. Популярный в то время шлягер «Хороши весной в саду цветочки» запели с иным припевом:

О «Черной кошке» знаю понаслышке, наша семья была ниже уровня ее интересов. Что до молоточников, то правда заключалась в том, что городское хозяйство пребывало в жалком состоянии, транспорт работал плохо, соли и песка не было из-за отсутствия оного, и в суровую зиму по улицам Егупеца ходить было опасно не столько из-за грабителей, хотя они тоже имелись, сколько из-за обледенения и темноты. Если заранее напуганный человек, упав и ударившись затылком о крупный егупецкий булыжник, способен потом давать показания, не ждите от него связного повествования о том, что с ним произошло. Он не собирался падать. Не помнит мига перед падением. Значит, ударили. Так как не видел никого перед собой, ясно, что ударили сзади. Подкрались и — молотком. И вот он в больнице. Еще хорошо, что жив.

Естественно, соль, мыло и спички снова исчезли с прилавков, и вздорожали продукты, и снова кто-то погрел на этом руки.

Третьим бедствием стала девальвация с заменой денежных знаков и отменой карточной системы. С определенного дня и часа все банковские вклады переводились на новую денежную шкалу. Был установлен максимум подлежащих переводу сумм, смехотворно низкий. С того же часа старые денежные знаки теряли силу и не принимались более в обмен на товары. В ответ на этот наглый выпад мы все, ученики «А» класса, вволю наелись мороженого и дешевых конфет. Имущие совершили опустошительный набег на ювелирные магазины, неимущие скупили всю водку, а середняки засуетились, вследствие чего соль, мыло и спички снова исчезли из продажи, поскольку ассортимент товаров во время оно, ныне кажущееся буколическим, разнообразием не отличался. В ту зиму стояла необычная теплынь. Горят спекулянты, ухмылялся народ шутке, пущенной из кабинетов Косого Глаза. Но речь шла о мелких, крупные опять грели руки.

Ввиду девальвации космических катаклизмов в ту теплую зиму и выдумывать не пришлось.

Зато в следующую события с самого начала повернулись круто. На экраны вышел фильм о подвигах героя-разведчика. Мы не вылезали из кинотеатров и фонограмму знали наизусть. В драках переговаривались сценарными репликами. Взрослые тогда этого не смотрели, да на них и не рассчитывали, объектом были мы, пацаны. Запуганные титской силой родители не вмешивались и мировоззренческих корректив в наше воспитание не вносили. Мы целиком предоставлены были Госкино и комитетам по идеологии.

И тут появились крысы. В годы военного мора они расплодились на человечине и сплотились в подобие орды. Они форсировали Днепр в районе Кременчуга и стройными колоннами шли на Егупец. Каким образом удалось проникнуть в их намерения — это осталось непостижимо, но вера в титскую военную разведку через посредство пацанов передалась взрослым, город трепетал. Крысы приближались, с их приходом ожидалось массовое выступление городских крыс всех родов и сословий, населению предстояло быть съеденным, либо вымирать от туляремии, либо бежать куда глаза глядят. А пока суд да дело, соль, мыло и спички снова исчезли из магазинов.

Эта увлекательная игра не могла не вовлечь нас.

Из школы мы возвращались мимо большого гастронома, на углу Владимирской и Большой Житомирской, в обеденный перерыв, между двумя и тремя, и становились в очередь. Взрослые не обращали на нас внимания и торопились мимо. Но мы были упорны, терпеливы и не спешили домой делать уроки. Лишь первую жертву подловить, а там дело пойдет! И подходила какая-нибудь бабуся: за чем очередь, соколики? Падлюки-соколики отвечали: за мукой (гречкой, сахаром, маслом, все в дефиците). Теперь проходящая публика спрашивала уже не у нас, сопляков, не заслуживающих доверия. А бабуси, как ни странно, сочиняли еще смелее, выдавая желаемое за действительное. Оказывается, они сами видели и не скупились на описания того, что, и когда, и сколько завезли и когда станут давать. Нам оставалось не очень заметно смываться. Лишь последнего мы подбирали тщательно, ему надлежало сыграть роль. Он оставался почти до открытия, а потом спохватывался и говорил бабусе, что побежит домой за мешочком и деньгами, это тут, рядом. Он искательно заглядывал бабусе в глаза и молил не забыть его. Потом мы наблюдали за развитием событий: как пухла очередь, как начинала волноваться, бунтовать, ломиться в дверь, требуя завмага, милицию, протокола и возмездия, возмездия за утаенные продукты!