Было так:
В предыдущих сессиях с Сокирой и в логове Паука ни одна сколько-нибудь близкая мне личность вниманием обойдена не была, статус каждой был обсужден и выяснен вполне — кроме ЛД. Он единственный остался не удостоен ни единого вопроса. Как они просчитались, не знаю. Но мне эта фигура умолчания на многое раскрыла глаза.
А как еще прикажете толковать? Мой лучший друг сидит, молчит, как заклятый, — и тюремщики молчат! При первом допросе ни слова о частном расследовании, а уж данных о моей активности у них довольно и от Балалайки, и из колонии строгого режима. Думаю, и выбитое стекло в квартире у Жучилиной подруги вошло в мое досье, как лыко в строку. И обо всей этой возмутительной активности ни слова? Да что же там такое? Не значит ли это, что я на опасном пути — на верном пути?
И только при собеседовании в больнице вопрос. Но как? Вроде не столько об ЛД, сколько о Балалайке. Словно лишь в связи с присущей мне конспиративной манерой деятельности. Между тем, я не ошибусь, если на дело ЛД укажу как на главный интерес, а на украинское дело лишь как на способ шантажировать меня в связи с этим главным. Что им теперь держава… Свои будущие компании и кадры спасать надо.
Ах какой молодец! Полез голыми руками в огонь — и достал! Потому что неожиданно. Один был неповторимый миг — и я не упустил его. Один внезапный укол, один вопрос-ловушка — и он защелкнулся, словно капкан. Это слепой бы увидел. Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! Ведь ничегошеньки же не было! Ни единого звена! Логически — глухо! Голая пруденция. Пруденция!
Это миллионное дело. Да что — миллионное… Миллиардное. Первый в нем вымазан по уши. Многие. Неужто и Сек? Тогда…
Поехали, сказал я, да поживее. Куда? Подальше отсюда. Если поручено меня пришить, то прямо туда. Желательно на природу, под открытое небо, в какой-нибудь лесок.
Он промолчал и тронул машину. У моего дома остановил.
Мелко, тогда только сказал я, ни черта, значит, ты не понял… и после моего ухода дал себя облапошить…
Не дал, сказал он, я ответил, что мне нужно ознакомиться с делом.
Ты думаешь, ЛД наказан по заслугам, спросил я.
Мне надо ознакомиться с делом, повторил он.
Что же ты до сих пор не ознакомился, властитель судеб людских, с горечью сказал я.
Он улыбнулся: чудак, знаешь, сколько подобных дел, сколько злоупотреблений и просто ошибок, разве всем поможешь, руки не доходят. Да еще и года нет, как я на этой должности. Если бы не ты, я об этом и не узнал бы.
Есть у тебя верный человек, спросил я, желательно, бывший военнослужащий, еще лучше из тех, кто воевал в Мандее. Есть. Поехали к нему, познакомь нас и не расставайся с ним ни днем, ни ночью, если не хочешь осиротить дочь и жену. Пока не хочу, ухмыльнулся он. Тогда — ходу. А с делом ознакомься до заката, там сотня страниц. И только в присутствии мандейца, понял? И домой меня не отвози, а я скажу куда. Понял, ответил Сек, бу сде!
Но это еще не полдела и не четверть.
Ребята эти чересчур сильны. Всерьез меня, может, и принимают, но — до известной степени. Стремительных маневров не ждут, до сих пор стремительными маневрами я себя не прославил. K тому же их много, им все надо согласовать друг с другом, по крайней мере, головной банде. Громоздкая машина. Я же — вот он весь, командный блок, он же исполнительный механизм. Компактно. Коммуникации минимальны. Приказал — исполнил. K тому же у меня лучшие в мире наставники и советники — стратеги и тактики. Среди них любимый Наполеоша. Концентрируем силы на одном направлении и, пока враги не успели состыковаться, наносим удар неожиданный и сокрушительный: рррраз!!!..
Загорелый и мужественный Завгар, жуткий противник, и нервы у него, как троса, и светлые глаза с прищуром, и дверь в любой кабинет он отворяет, повернув голову не в сторону владыки, а, наоборот, в приемную, и входит, словно к себе в спальню, и весь он, мускулистый подонок, в связях и в сотрудниках Косого Глаза, и бабам его счету нет, да он их и по именам не знал, когда имел, и я у него вот где… И надо к нему идти. С кем? Не с Мандарином же. Мандарин разнервничается, раскричится, и получится все мелко и некрасиво — и это на пороге гибели…
Между тем, главное сейчас — не растерять достоинства. На этом на одном надо сосредоточить все — достоинство, достоинство! — сколько соберу. Уверенность в правоте, она одна способна хоть сколько-нибудь служить мне щитом.
Но нет — так нет, и без щита пойду.
Боже, на что иду…
Пересек площадь у театра с памятником Шакалу. Когда-то здесь отдыхал после горячих заводских деньков и набирался сил. Дни Шакала сочтены, но пока еще он по-прежнему заслоняет фасад театра и тянет ручонку указующим жестом. Вокруг пусто, я один на скамье. Да-да, Шакал, только вперед. Твой напыщенный жест смешон мне, знающему о тебе столько, сколько знаю. Но сейчас не до смеха. Я втянут. Успел-таки ввязаться в драку, теперь уж не закричишь — отдайте игрушки… Только и остается, что — вперед.
Читать дальше