Он посмотрел на меня очень выразительно и ушел.
Ах да, забыл сказать, что на время визита спрятал Анну в туалет, и она вышла оттуда, скисая от смеха: ты же от него отделался одними только вопросами! Я тоже стал посмеиваться, хотя все это не смешно: сомнительный Рыбник и умирающий, возможно, Хазан поставили меня совсем уж в шаткую позицию.
Днем, когда Анна была на работе, та же девица-посыльная из ГУГа принесла в запечатанном конверте записку от Сека: завтра в десять утра нас примет Первый.
Итак, меня вводят в штат. А сзади мне вводят шланг — Паук и Kо. Плюс национальная консолидация-конфронтация. Плюс дело ЛД. Плюс мое гигантское здоровье. Господи милосердный…
Анна, покормив меня, хотела или не хотела, но собиралась уйти, и впервые я ее не отпустил. Чего уж, сказал я, оставайся, теперь уже все равно.
Утром, до того, как она проснулась, в приямок под унитазом сунул полученную от Паука пленку. Приготовил чай. Поднял Анну и мы позавтракали вместе. Выпроводил ее из дому, а сам оделся в сногсшибательные шмутки, так кстати полученные от моего еще не окончательно забывшего меня семейства. Костюм в серую и белую полоску. Вряд ли у Первого есть такой. Светло-сиреневая рубашка с белым воротничком. Фиолетовый в белый горошек галстук. Мягкие черные туфли.
На душе скребло. Накатывали приступы безотчетного страха. Знакомое состояние. Вышел в девять пятьдесят восемь.
В десять ноль-ноль лимузин остановился вровень со мной. Сек сидел за рулем и хлопал глазами: Вот это да! Ну, садись, Первый ждет, есть развитие идеи о воспитании, снова в «Кривде». Так люди становятся теоретиками в вопросах, в которых мало что смыслят, заключил я. Сек рассмеялся, и мы покатили.
В дороге молчали. Сек сконцентрировался на вождении по нашим узким улицам. Я с болью думал о том, как неотвратимо валится империя. Валится, продолжая с уморительной серьезностью обсуждать вопросы школьного образования.
В кабинет Первого вошли сходу, даже не сбавив шагу. Он встал из-за стола и направился ко мне с протянутой рукой, говоря: так вот он какой у нас! вот он у нас какой! Здравствуйте, да, я такой, сказал я, не протягивая руки. Здравствуйте, здравствуйте, сказал он бесцеремонно разглядывая меня, словно обезьяну в клетке.
Я вас откуда-то знаю, сказал я и отошел резко, словно отпрянул. Вряд ли мы встречались, сказал он, я был назначен сюда уже после вашего бегства в Америку.
Вот и начались военные действия. И теперь все просто…
Да, верно, как это я запамятовал, вас назначили сюда, а спустя три года мой Лучший Друг угодил в тюрьму. Вы ведь были знакомы, не так ли? Нет, сказал Первый, после незначительной паузы, мы не были знакомы. Как долго? Что — как долго? Как долго вы не были знакомы, повторил я, уже не скрывая раздражения. Так вы и впрямь сумасшедший, весело сказал он, хоть пишете складно. Да, сказал я, об этом имеются соответствующие записи. Но имеются также записи о том, что вы и впрямь жулик.
Он повернулся и пошел за свой стол. В окоп. В траншею. Сек наблюдал за нами, лицо его ничего не выражало. Первый встал за стол, очки блестели, в голосе звнел металл. Рад сообщить, что нам недолго работать вместе, сказал он, на вас есть запрос из столицы. Работать нам действительно недолго, но по другой причине, сказал я. Я вас оставлю на минуту, сказал Сек, нет, мгновенно перебил я, прошу вас быть свидетелем разговора, я заявляю официальный протест по поводу нарушения законности и требую немедленного пересмотра уголовного дела моего Лучшего Друга. Это все, я ухожу, но вас, товарищ второй секретарь, прошу быть осмотрительным в дальнейшей беседе. Вас попытаются вовлечь и сделать соучастником грязного или даже мокрого дела.
Жду, стоя за деревом, чуть в сторонке от машины. Десять минут, не больше, потом перехожу на нелегальное положение. Впрочем, невероятно, чтобы Первый начал действовать так споро. Бояться? Меня? Полно! До него еще не дошло, он и сейчас сделает вид, будто ничего не случилось и скорее всего отвлечет Сека каким-нибудь второстепенным заданием.
Десять минут спустя Сек присоединяется ко мне. Ну, ты даешь, сказал он, втискиваясь за руль. Да, даю. Мелко это выглядело, увидели друг друга и сцепились. Ага, вот, значит, как Первый ему это представил — интуитивной неприязнью. Неглупо, выигрывает время.
Значительные события как правило выглядят мелко, сказал я, современники не знают причин и не прозревают последствий.
Каких последствий ты от этого ждешь?
Что ему объяснять… Он не вываривался в двух мирах, он только теоретически знает, что миги неповторимы, что их надо хватать горяченькими, иначе они схватят тебя. Я был бы последним идиотом, если бы упустил этот единственный миг. Доверился интуиции, и она меня не подвела, теперь знаю это наверное.
Читать дальше