Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

…Это произошло в последний год, в острейший период, в эпоху безмолвия, когда общение наше ограничивалось лишь усталым с добрым утром и спокойной ночи, а что скрывалось под этим, лучше не спрашивай, Эвент, не заживает. И тут потребовали от меня срочно вылететь в Глазго на предмет осмотра оборудования. Стоимость его в фунтах стерлингов обозначалась семизначными цифрами, важность командировки сомнений не вызывала, да я, впрочем, и не возражал.

В аэропорту Глазго меня встретили два костлявых шотландца, оба с квадратными челюстами, оба моложе меня, оба выше ростом, с международным английским, без акцента, разве что ррр русское, и спросили, что бы я хотел увидеть в остаток дня.

Лондон, выпалил я. Старший, лет сорока, замялся и сказал, что Лондон вряд ли реально, дорога туда и обратно займет много времени, а завтра четверг, и нам для бизнеса нужно как минимум полтора дня. Но столицу Шотландии Эдинбург…

Эдинберрр — так это произносится. Я погиб, влюбился с первого взгляда, с вокзала Уэйверли. Ничего такого не ожидая, вышел в предзакатный свет вокзальной площади, сказал А! и нырнул обратно — покупать фотоаппарат и запас пленки.

Два предмета уместились в моей берлоге, в свободных от книг и пластинок простенках: наивный гобелен, висевший у родителей, он запечатлелся в глазах моей семьи, и сделанный с немыслимой точки, чуть не вверх ногами, вид Эдинбурга.

Мы шатались по нему до полудня следующего дня. Ходили, пока ноги носили (город не на ровном месте!), ездили, сидели в пабах, снова ходили, ездили, пили, даже дремали на каком-то концерте, шел фестиваль, концерты творились всюду, а мы валились с ног от усталости, но говорили, говорили…

Говорили на одном языке — на языке угнетенной нации.

Мы заводили друг друга — я их, они меня. Впервые я узнал о шотландском злосчасти, трогал камни сумасбродного Кэлтон-хилла и коронованного Сент-Джайлза, ковыляя по неудержимо несущейся вниз — или вверх? — Королевской миле, исхаживая оба новых города, немея на их овальных или круглых площадях с фасадами неправдоподобной монументальности. В этом городе все монументально, даже сады, даже скамьи, подаренные семьями ушедших из жизни влюбленных в него, подобных мне, фанатиков, посвящавших ему песни и саги. Монументально магматическое ложе города с маленькой речкой, ширь залива с гребнем острова, нависающий мрачный вулкан. Монументален даже контраст со всем этим сухого и чистого солнца, блеснувшего утром сквозь желтизну каштанов.

И снова я тащил спутников в замок, потом — не близкий конец! — на Килтон-хилл и не мог расстаться с городом, не мог поверить, что это последний мой взгляд на корону Сент-Джайлза, не мог не щелкнуть наудачу еще несколько панорамных кадров.

В полдень, не дождавшись выстрела часовой пушки с замкового бастиона, мы сели в такси у дворца Холируд, под вулканом, и помчались на вокзал, чтобы ехать обратно в Глазго. Дойти до Уэйверли у нас уже не было сил.

Сделка не состоялась. Оборудование мне понравилось, но таких денег оно, конечно, не стоило. Счастье, что вопрос решался не со Скоттом и Малкольмом, а с их начальством, иначе не миновать мне должностного преступления путем одобрения сделки.

В пятницу вечером в аэропорту Глазго мы обнялись со Скоттом и Малкольмом, словно были однополчане. Я увез с собой любовь к суровой и справедливой стране. И вопросы, на которые не найду ответов: откуда черпается величие на поворотах истории? почему иным дано, а другим нет? где предел сопротивления и как дается понимание того, что сопротивление становится насилием? Еще увез оловянного солдатика, волынщика с квадратной челюстью, непреклонного, как пулеметная очередь, скосившая его и тысячи таких, как он, мерно шагавших в огонь в своих юбочках и гетрах.

И вот спрашиваю о Шотландии и вижу на лицах это ненавистное «При чем тут?.. Не знаю и знать не хочу!»

Ну, нет, господа. Коль скоро вы полезли в политику, не задавайте вопросов «При чем?..» Все при чем. Все вы обязаны знать. Во всем искать связь. Я здесь для переговоров, да, понимаю и вполне сознаю ответственность, специальный эмиссар послан, расходы и так далее. Именно потому, вежливо разведя руками, подымаюсь из-за стола: я здесь не для вдалбливания мне стэйтментов, а для переговоров, сожалею, что диалог не получился, может быть, в другой раз и в более гибком составе…

В углу стола быстро встает Утопист и повелительным жестом смиряет егупецкого эмиссара:

— Хвылыночку, панэ урядовэць… Пэрэпрошую, — это мне, — чи нэ будэтэ так добри поясныты поривняння Украины з Шотландиею?