Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

И вот такой сегодня день выдался.

А у меня в такие дни такое настроение!.. Его я тоже назвал бы синим. Там где-то, красного словца ради, я обронил, что дали собственные никогда не проясняются. Неправда. Проясняются. Не во всем, конечно, но кто ожидает столь уж многого… И в день, когда работа сделана и жизнь оказывается на переломе, в такой день остаться одному с синим настроением и в синем ветре на всем синем свете…

Нет, голыми руками меня не возьмешь, врешь. Держитесь, страхи души моей, вот я вас!.. Что за синие сопли в самом разгаре драки? Ослаб? Одолей. А каким путем — не мое собачье дело.

Да, не мое… А чье же? Давай-давай, одолевай, размышлением, конечно, другого пути нет. Как еще мы, циклотимики, одолеваем циклы, как не беседуя с собой, если больше не с кем… И этим надо прежде всего закрепить в памяти сегодняшний тур с Доком.

Начал я нерассчетливо.

С опозданием на десятилетия титские власти признали наличие проблем. Очередь дошла до сексуальных. Настает звездный час Дока. Он несомненно будет хорошим врачом, поскольку болен тем же. Словом, на базе диспансера ему поручено развернуть консультационный пункт. Гигантский, неуклюжий, скрипучий поворот руля. Док на вершине блаженства и токует по этому поводу, не взирая на лица. Но я-то с Запада, там эту премудрость знает любой, дремлющий у экрана телевизора. Я и намекнул, что, если надо, поделюсь телевизионным опытом. Грубая ошибка! Полузнайки подсказок не любят. Подсказывать можно тому, кто знает все. Док тут же задал мне тест на засыпку, я засыпался, другого выхода у меня не было, и он смачно и долго выговаривал мне за поползновение.

Лишь после этого я сумел вручить ему эссе о школе.

Без самодовольства отмечаю, что Док прочел эссе не отрываясь, не подымая взгляда и обнаружив отруб от действительности и погружение в то, во что я решил погрузить своего читателя. Не тебя, Эвент, а титского, газетного. Док даже в носу ковырял, чего в сознательном состоянии себе не позволяет. Он поднял глаза, и я понял: достиг. Ибо он все еще был не со мной, он был там. Он увидел меня, словно очнулся, и понял, что это написано мною, и осторожно положил папку, словно она могла детонировать, снял очки с треснувшим стеклом и сказал: превосходно, старина, высший класс, но это не то, это далеко не безобидный материал и это не пойдет.

Я давно уже привык к мысли, что смерть настигает человека, когда ей угодно, на середине или даже в начале его замыслов, иногда блестящих, чаще ничтожных, но всегда таких, какие никто другой не способен даже продолжить, не то чтобы завершить. Я привык к этой мысли, и она меня уже не пугает. Веду себя, словно времени у меня навалом, не спешу и не прекращаю усилий. Расследование по делу ЛД — это цель и где-то, следовательно, смысл моей жизни. Оно будет доведено до конца. И, коль скоро я не считаюсь с капризами аорты или сосудов мозга, с капризами ли Дока мне считаться?

А он философствовал: чем тише обставлено мое возвращение, тем оно прочнее, ибо не всколыхнет массу завистников и врагов в среде моих собратьев по перу…

Слушай, Док, я вовсе не возражаю против тихого возвращения в нормальную старость, но не собираюсь еще раз с самого начала ее благоустраивать. Свою известность Городского Сумасшедшего, свой пьедестал готов променять на другой пьедестал, но не ниже, потому что я маэстро, Док, и мне шестьдесят, и я не могу в этом возрасте карабкаться наравне с проворными выпускниками ВПШ, у этих мальчишечек такие локти!.. Но я же просил тебя дать обыкновенный локальный материал, завопил он, репортаж без проблем, да еще таких! Скажи, Док, почему ты решил, что твой вариант наилучший? Да потому что знаю, что им нужно. Откуда? Оттуда, откуда и тебе, умнику, надо бы знать. Ты уверен, что умеешь читать титскую прессу лучше меня? или у тебя есть источники, о которых мне знать не положено и с которыми ты договаривался о моей судьбе или кто-то с тобой договаривался о моей судьбе, что одно и то же?.. На лице его отразилась оторопь, он помотал головой и сказал: нет, этого я не могу, неси это сам. Скажи кому, понесу. Кому, кому, тем, кто за всем присматривает, вот кому, в палату мер и весов! Что ж, спасибо за точный адрес, другого материала не будет. Остаюсь городским сумасшедшим. А то, что со мной было — проверка и прочее, — записано, спрятано и станет достоянием после моей гибели. Она наступит в результате очередной рутинной проверки, вам придется-таки меня пришить, но не питайте иллюзий… — О чем ты, отче, кому это вам? Мне? (…придется либо пришить, либо терпеть в роли Сумасшедшего Писателя, но вы перестанете ходить в ореоле чистых духом покровителей диссидентов!