Андрей Никулин - Я - АЛКАШ

Не обращая внимания на окрики мичмана, мы уныло брели в небольшую горку, и впереди уже виднелся забор из бетонных блоков, за которым нам предстояло провести ближайшие десять суток, и то если повезёт, и мы не схлопочим новый «срок», или «ДП» как там говорят. О такой возможности нас просветили ещё на корабле, когда во время предодсидочной помывки, к нам в душ залетели два годка с соседнего корабля, решившие сами разобраться с обидчиками их корешей. Но разборки не получилось, их спугнул дежуривший по кораблю наш старшина команды мотористов. Парни скрепя зубами утёрлись, но напоследок пожелали нам огрести ещё суток по двадцать «ДП», или совсем сгнить на Губе. Надо сказать, что за двое суток, что прошло после той ночи эти защитники униженных и оскорбленных были далеко не первыми, кто хотел с нами поговорить «по душам». Каждый раз мстителям кто-то мешал, и мы даже вздохнули облегчённо, когда нас всё-таки отвели на Губу. Если бы мы знали, что нас там ждёт!

Когда с нас сняли ремни и завели в тёмную камеру, то мы сразу почувствовали, что попали в зону отчуждения.

- А! Смотри, пацаны, это те самые духи, что на годков залупились и двум парням морды разбили, - из дальнего угла донёсся чей-то визгливый голос, и вся камера сразу загудела и зашевелилась. Железная дверь с мерзким скрипом захлопнулась, мы встали спиной к шершавой, грубо отштукатуренной стене и приготовились к худшему.

Били нас старательно, молча, стараясь не попадать по лицу. Потом когда мы постепенно сползли по стене на корточки, бить перестали и начался допрос с пристрастием. В основном губарями были моряки, отслужившие как минимум полтора года, то есть те, кому было «положено» заниматься «неуставняком», положено по сроку службы, так сказать. А тут мы, только-только поднявшиеся из духовства и посмевшие поднять руку на старослужащих! Невиданное преступление. Думаю, что многие из тех, кто нас бил, мстили нам именно за свои годы унижений, за то, что вот они-то не смогли залупиться и отхерачить тех, кто их унижал. Что они полтора года, молча, сносили все издевательства, глотали обиду и кровавые сопли, но не смогли постоять за себя, а просто ждали, когда наступит их время. И вот оно наступило, и вот уже они начали унижать и бить, потому что «положено», потому что они теперь полторашники . И теперь мы были немым укором их трусости и унизительной терпеливости. Были тут и старослужащие, которые били нас просто так для острастки, к тому же многие из них знали тех двух старшин, которым от нас досталось. Но поразмявшись в первый день, старослужащие утратили к нам интерес и по обыкновению заскучали по дому. А вот те, кто был чуть выше нас по «флотской иерархии» отрывались по полной программе.

Нас били каждый день, с перерывами на работы и строевые занятия. Короткая ночь, проведённая на голых деревянных нарах, пролетала незаметно, и с каждым хмурым утром для нас наступал новый день кошмаров. Спасало только то, что на работы нас троих обычно посылали отдельно, только с конвоиром, наверное, начальник губы прекрасно знал, что творится в камере, и таким вот образом давал нам передышку. На пятый день к нам подсадили ещё двух духов, и часть внимания губарей перешла на новые цели, а может бить нас стало неинтересно – мы не ломались.

В тот день нас послали на разборку какого-то полуразрушенного кирпичного здания. Конвойным попался неплохой пацан, и он угощал нас сигаретами. И вот вовремя одного перекура Вовка Суляк, которому за борзость, а он в первый день попытался отмахнуться, доставалось всех больше, сплюнув с какой-то злой решительностью, сказал:

- Всё, на хуй, я больше не могу! Давайте, пацаны в отмах пойдём, иначе мы до конца срока не дотянем, или нам все почки опустят, или селезёнку отобьют!

Я и Серёга посмотрели на него и молча кивнули, соглашаясь. Потом мы целый день разрабатывали план, как мы будем действовать, и кого первым из наших мучителей придётся гасить. Хотя мы прекрасно понимали, что против двадцати рыл нам ничего не светит, но терпеть уже не было никаких сил. Но как раз вечером нам кинули двух молодых , вся камера занялась новым развлечением, и нам пришлось свой план отложить.

На следующее утро на разводе объявили, что я остаюсь дежурным. Мне и ещё одному пацану вменялось в обязанности наводить чистоту в помещениях Губы и ходить в столовую за бачками с едой. Напарник у меня был хотя и полторашник , но парень спокойный и я хорошо помнил, что в экзекуциях он участвовал только один раз, в самый первый день, да и, то только имитировал что бьёт. Конечно, гальюном мне пришлось заниматься самому, но вот коридор на который выходили двери камер, драить он мне помогал. Пацан подробно расспросил меня о том, что мы натворили, и когда я всё ему выложил, только и сказал: