Андрей Никулин - Я - АЛКАШ

Да, совсем забыл. За десять суток строевых занятий, которыми на Губе мы занимались по шесть часов в день, каблуки на новых ботинках я стёр начисто.

июль 1988г. база КЧФ

Три коротких, один продолжительный. Заголосила, завизжала корабельная сирена. Учебная тревога. Заметались озабоченные моряки, задраивая броняхи и водонепроницаемые переборки, экипаж заработал как единый механизм. Все занялись своим делом, суета только видимая, каждый знал свой манёвр на зубок. Выход в море – это вам не шуточки, начиналась серьёзная работа.

- Учебная тревога! Корабль к бою-походу приготовить! – голос по громкоговорящей связи был строг и фундаментален.

Командиры отделений уже доложили командирам БЧ о готовности их боевых постов. Мотористы главных двигателей заняли свои места и поглядывали на телеграф – не пропустить бы команду к запуску двигателей. Огромные дизеля (конечно правильно «дизели», но пишу по-флотски, с ударением на «я») «Згода-Зульцер», заботливо прогретые за ночь, словно ожили и казались большими зверями, готовыми устремиться вперёд. Гудели топливные и масленые насосы, уже открыли клапан к баллону с жатым воздухом, своими мускулистыми руками мотористы держались за рычаги управления, а глаза пристально смотрели на стрелку телеграфа. Скоро отцы-командиры дадут команду, мотористы запустят дизеля, и многотонная громадина плавно отчалит от причальной стенки, корабль пойдёт в поход.

За два года я не раз ощущал это волнение, то которое сейчас у всего экипажа. И я стоял и ждал, когда стрелка на телеграфе дёрнится, и я смогу запустить громадный, почти с автобус, дизель. Но сегодня у меня тревога и волнение по другому поводу. Сегодня я должен сойти на берег почти гражданским человеком. Я уволен в запас. Документы, подписанные командиром корабля у меня в кармане, отутюженная форма сидит как влитая, кожаная сумка с кое-какими сувенирами о флотской службе висит на плече,..но сойти я не могу, и это несмотря на то, что корабль вот-вот отойдёт и тогда моя служба продлится минимум до конца похода. Я этого ужасно не хочу, как и не хочет мой товарищ Алик, тоже уволенный в запас и также не имеющий возможности сойти на берег. Мы стоим на левом полуюте нашего БДК, где у нас официальная курилка, дымим, уже не знай какой по счёту сигаретой, и проклинаем вслух и про себя мичмана Саитова, который ещё вчера уехал в Симферополь, нам за билетами на самолёт. Чёрт бы с ним с мичманом, но у него наши военные билеты, а без документов мы сойти не можем. Без документов – это уже «самоволка», а не «увольнение в запас». Мы костерим нашего улыбчивого татарина, на чём свет стоим и от бессилия прикуриваем от бычка новую сигарету.

- Баковым на бак! Ютовым на ют! Шкафутовым на стенку! По местам стоять, с якоря-швартовых сниматься! – послышалась команда того же громового голоса.

- Всё, жопа, Георгич! – Алик даже сломал сигарету. - Сейчас трап уберут, и мы хрен сойдём!

- Ну, не может этот хитрый татарин на корабль не вернутся, мать его! – у меня тоже дрожали руки. - Должен, сука, успеть!

- Да у какой-нибудь шмары завис, сука, - и Алик нервно прикурил другую сигарету.

Ему, бывшему курсанту военно-морского училища, дослуживавшему оставшийся от учёбы год на нашем корабле, наверное, больше меня хотелось побыстрее сойти на берег. Он даже выписал из дома гражданку и теперь в своих джинсах, майке с коротким рукавом и кроссовках выглядел на борту военного корабля инородным телом. Да он так и не стал своим, в экипаже его не очень привечали. И только то, что мы с ним сошлись, помогло Алику провести этот год более-менее сносно. А сошлись мы с ним из-за нашего прошлого. Разгульная жизнь студента, меня в данном случае, мало чем отличалась от такой же весёлой жизни курсанта. По крайней мере, по словам Алика так и выходило. О, он был великим комбинатором, этот Алик! В этом я убедился ещё на службе, да и потом на гражданке этот белорусский паренёк оставил большой след в моей жизни. Но об этом после, а сейчас, пока мы нервно курили и чертыхались, проклиная улыбчивого круглолицего мичмана Саитова, мне вспомнился один эпизод, непосредственно связанный с великими комбинаторскими способностями Алика, ну и со спиртным, естественно.

Стояли мы в Севастополе, на носу были майские праздники, а не за горами и увольнение в запас. Каждый, кто служил, знает, какая маята накрывает, после того, как вышел приказ министра обороны (твой приказ!) и ты уже примерно знаешь, когда ты пошлёшь службу куда подальше. Тянуть лямку не хочется в принципе. Я даже не знаю, как Алик связался со своими бывшими сослуживцами по военно-морскому училищу, в сверхсекретном Севастополе это было очень трудно. Но факт был на лицо: его друзья-кадеты пронесли через все преграды к трапу корабля шесть бутылок водки (как они умудрились пройти через КПП - ума не приложу). Вся загвоздка состояла в том, как затащить этот ценный груз на корабль. Слава богу, на трапе вахту нёс дух и вот, когда вся команда смотрела в столовой программу «Время» (а в советских ВС это было священным законом), я умудрился перетаскать на борт шесть прекрасных пол-литровок «Столичной». Сколько радости может доставить такая, кажется незначительная мелочь, как шесть бутылок водки. Посвященных всего было пятеро, поэтому выходило по пузырьку на брата плюс довесочек, и всё бы хорошо, если бы не эта самая шестая бутылка. Забравшись в самый глухой боевой пост, гуляли мы всю ночь, пели песни, закуска была шикарной даже по флотским меркам. Один из нас был коком, ну и сами понимаете, что он расстарался по такому случаю. Я думаю, у офицеров на столах не было таких блюд.