Леонид Лебедев - Почти книга для почти людей

И вот, слышу историю, что один давно уехавший профессор посетил еще одного известного профессора в США, который эмигрировал туда совсем-совсем давно. И задал тот же вопрос о цитировании. А в ответ услышал, что не рекомендовали им цитировать советские работы. А на вопрос, кто не рекомендовал, ответом было глухое молчание. А после этого кричать об индексах цитируемости и научной объективности и щепетильности западных научных деятелей как-то слегка странно.

О всяких затерянных землях и племенах имеется масса легенд. Вот еще одна. Рассказал мне ее мой знакомый. А ему, в свою очередь, его отец, который услышал ее в пятидесятых годах. Был он доцентом в строительном институте и просто интересным человеком. Еще во времена, когда никто особо не интересовался иконами и подобными вещами, ездил его отец под Архангельск каждое лето. Привозил оттуда всякую дрянь, которая разражала мать моего знакомого, поскольку из небольшой квартиры получилась дореволюционная изба-сарай: прялки, хомуты, деревянная посуда. И иконы, конечно. Некоторые потом стали считаться ценными. А тогда — просто барахло. Так вот, легенда говорит, что где-то в тридцатые годы стояла страшная сушь. И в одной из деревенек под Архангельском появился мужичок, странно одетый, говорящий на странноватом русском языке. А самое главное, ничего не знающий о советской власти. Местный милиционер записал его рассказ, что живет тот в какой-то большой деревне посреди болот. Что в этом году, из-за засухи, появилась тропинка. И что человек этот пришел, чтобы добыть хоть какое железо — ножи, крючки рыболовные, еще что. Что тропинка эта просыхает редко, раз в несколько десятков лет. Милиционер доложил о странном неохваченном и бездокументном гражданине и задержал его. Районные власти обеспокоились. Однако пока распоряжение доставить неизвестного в райцентр дошло до той деревни, гражданин сбежал. Попытки найти ту тропинку серьезно не производились, поскольку болота в тех местах опасные.

мемуары

С какого-то момента стало более интересно читать мемуары и воспоминания, чем беллетристику. Иногда совсем не-литературные воспоминания бывают интересными. Люди плохо понимают, что имеются ничем не примечательные каждодневные мелочи, которые с течением времени меняются и исчезают. И ничего о них никто не пишет. А иногда прочитаешь что-то такое, а там целый пласт памяти вдруг поднимается.

Как пример совершенно никчемной мелочи. В Колумбии деревянные спички бывают редко. В основном, пластиковая хилая трубочка вместо деревяшки. Зажигать можно, только надавливая пальцем на серу. В России же спички были только деревянные. Когда зажигаешь, то, бывало, горящая сера летела. Почему-то часто именно в глаз. У меня два раза догорала на веке. Приятно. Ну и другая подобная ерунда.

Или, например, погода. У меня всегда и резко портится настроение, когда на улице прохладно, но так еще, что пальто не надо надевать, пасмурно и запах липового цвета. Кому-то ничего это не говорит, а мне как в том анекдоте, где психи по номерам анекдоты рассказывали — целая история.

Люди совершенно не дорожат своими воспоминаниями, считая их чем-то незначительным. Хотя в определенном возрасте это становится чуть ли не единственным и реальным достоянием, а не какая-то там квартира или дорогущий сервиз на 12 персон, спрятанный в дальний угол буфета. А иногда даже ценней таких вещей, как опубликованные книги или диссертации.

Сколько я пытался уговорить своего шефа Воровича написать воспоминания. Он только отмахивался. Его друг-приятель Никита Моисеев, который тоже академик, написал. Правда, там не столько воспоминания, сколько размышления. Но «воспоминательная» часть очень интересная.

А ведь какие интересные вещи Ворович иногда рассказывал. Начиная с того, кто у него были преподаватели в МГУ и что и как там было. Или период учебы в академии Жуковского. Казарма, бывшие мехматовцы и физики МГУ спят в казарме. Среди них 7 будущих академиков, невесть сколько член-корров и куча профессоров с мировой известностью. А некоторые имена — читаешь о ракетчиках, а там те самые. Тот Герой, этот дважды Герой соцтруда, а этот еще кто. Или истории вроде той, что когда его отправили служить в Маньчжурию, досталась ему толстая пачка приказов камикадзе с пустой строчкой для имени, уже подписанных императором Японии. Вписали имя — и полетел очередной герой на тот свет. А сколько бытовых подробностей! Уж уговаривал я его, уговаривал, писать — нет, долгие годы писал книгу по динамике Ньютона. Хорошая книга, ничего не скажу. Ну, прочитают ее сто-двести человек и забудут. А воспоминания — это было бы надолго.