Павел Лукаш - Пазлы

— Что тебе нужно? — неласково спросил Шеф.

Темноволосая и сероглазая, в темно-коричневом — под цвет волос — коротком облегающем платье, выглядела она потрясающе.

— Я к Зине.

Она смотрела только на меня.

Тривиальное «Вам не кажется, что мы уже где-то встречались?», готово было сорваться с моего языка.

— Нечего шататься без дела, — сказал Шеф. — Сколько раз повторять?

— Но я по делу, — запротестовала девушка, — за разнарядками…

«Где же мы встречались, — думал я, — и когда?»

— Возвращайся к себе, — сказал Шеф, — Зинаида сама принесет.

Девушка вышла — исчезло видение.

— Кое-кто здесь докомандуется, — пообещала Зина.

— Ладно, — Шеф сказал не злобно, а примирительно, — дома разберемся.

Как я познакомился с Лазаревичем?

Мы с женой всегда отдыхали вместе. Кроме одного раза.

Покинув город моего рождения, юности моей и детства, и многих взрослых трудных лет достаточно давно, я ностальгировал в очень разумных пределах. Когда наступал отпуск, я стремился больше в места знаменитые, знакомые по книгам и телевизионным передачам. Но вот минуло десять лет, и мне захотелось на родину. Хотя, даже не захотелось — возникла неотвязная мысль, что если я не поеду сейчас, то не поеду уже никогда. Понятие «никогда» меня пугает. Я почувствовал тревогу — словно что-то упустил, оставил там, не забрал с собой. Явных причин ехать не было. Родня осталась там самая дальняя и неродная, а друзей, как я предполагал, не осталось вовсе. Но я решился. И вот тогда моя супруга встала в дверях, широко расставив руки — не пущу! Что она возомнила? Какие прошлые подозрения проснулись в ней? Но я прорвал заграждение. И уехал на четыре дня. Ходил по городу, кого-то не застал, кого-то не встретил. Вернулся недовольный — побыть бы там недельки две, разобраться бы, что к чему. Жена играла роль оскорбленной жены, а я — несправедливо обиженного ее подозрениями. Самое досадное, что упрекнуть меня было не в чем.

В том же году, как бы компенсации ради, я повез жену на побережье.

Уже на побережье, мы познакомились с Верунчиком, которая оказалась нашей землячкой. Это — плюс какие-то общие знакомые — и сблизило ее с мой супругой. В несезон народу на курорте мало. Женщины повадились бродить вечерами по бутиковым окрестностям, а я получил старика Лазаревича и относительную свободу — не погулять, так выпить.

— Мне, потомственному виноделу, на коньяк не хватает, — жаловался прижимистый дед. — Но водка должна быть холодная.

Я соглашался с ним по поводу водки, тем более что на коньяк и мне не хватало.

Он рассказывал, а я представлял себе, как будет выглядеть эта история в художественной моей обработке.

Чаю хочется — выздоравливаю.

— Зря она так, — говорит Шеф. — Ведь мое мнение учитывается. То есть, не то что бы кто-то спрашивал, но я-то знаю — чувствую. Зинка — грамотный специалист, хотя незаменимых нет. Всех меняют рано или поздно. Зато, какой стиль! Какой класс! Не было в мои годы таких баб. Я, по долгу службы, всяких повидал: и авантюристок, и проституток, и ответственных работников…

— Почему, — спрашиваю, — так много женщин в отделе?

— Существует мнение, что душевнее они, жалостливее, а главное, и в мужских проблемах разумеют, и в женских. Женщина — кто? Загадка! Но нас с тобой насквозь видит, в самом что ни на есть переносном смысле. А что там видеть? Их спроси — все мы одинаковы. Вот и получилось абсолютное большинство — в козла забить не с кем. Мы иногда собираемся, играем в женский преферанс. Впрочем, здесь и мужиков достаточно, но каких-то недоделанных. Знаешь, что такое — чужак? Тот который не такой, как все и со всеми не пьет. А что такое — оригинал? Тоже не такой, как все, но пьет со всеми. Тут своих — раз, два, три — и обчелся. Я, как тебя увидел, сразу понял: наш парень — столько лет в системе — не подведет. Живой… то есть, пардон, настоящий человек — ничего ему не чуждо, о таком не только повесть, роман-трилогию можно писать…

Я украдкой взглянул на шефа: глазки бегают, и насквозь его уже не видно. Что он скрывает? Для чего меня взяли? Не под него ли копают? Жил я тихо — без конфронтаций. Всякое бывало, конечно, так не больше, чем у других. Правда — тридцать лет в системе что-то значат. Но ведь, имя нам, как говорится, миллион…

— Ну, а чье оно — такое мнение, по поводу женщин? — спрашиваю, чтобы тему сменить.

— Не — чье, а — свыше. Мы — Европа, — он сам сменил тему, — но и Азию частично обслуживаем — там, где более не менее наша ментальность. Раньше было два отдела: Западный и Восточный. Первым Поль руководил — бывший пресс-секретарь какой-то европейской компартии. Когда объединять стали, мы оба передрейфили. Все гадали — кого уберут? Слух прошел, что уберут обоих, а назначат одного берлинца, он, когда Берлинскую Стену ломали, головой ее протаранил. Мы волнуемся, думаем-гадаем…, а берлинец наш в реанимации. Как я молился за его здоровье — ты не представляешь. Выжил этот молоток отбойный. Мне отдел поручили, а Поль — теперь у нас зам по политике. Все политические пожелания через него проходят — я не лезу. Разве, что он сам обращается иногда за советом, но больше чтобы субординацию соблюсти — ведь партийный был человек — дисциплину знает. С религиозными ортодоксами мы тоже не работаем — там свой отдел и свой базар. Есть отделы разные и подотделы всякие… Иногда случаются накладки: все кричат: «Не мое! Территориально не подходит…», но решающую все же роль играет ментальность клиента.