Росен Босев - Дни, что нас сближают

А сейчас он шагал, расстроенный тем, что девушка их покинула, — так и тянуло к ее стройной фигуре. Вновь проснулась в нем затаенная тоска по неиспытанным наслаждениям, и он заявил с мальчишеской самоуверенностью:

— Ее зовут Вера, так ведь?

— Вера? — удивился Васко. — Хотя да… Ее и Верой можно называть.

— У нее двое детей, и она скоро разойдется с мужем, — оракулствовал Александров, — а муж любит ее и ревнует.

Нервно рассмеявшись, писатель вошел в выставочный зал, быстро обежал его, почти не взглянув на картины, и хотя в крови колыхнулось неприятное предчувствие, он позволил ему раствориться в сиянии, окружавшем Веру. Близоруко щурясь, Вера чинно стояла перед каждой картиной по нескольку секунд и порывистым движением, словно очки поправляла, подносила к глазам руку.

— В живописи ничего не понимает, — подтрунивал над пареньком Александров, — и наверняка сочиняет слабенькие стишки.

То же самое писатель повторил и ей самой, когда неизвестно как и почему они оказались втроем на узкой улочке в старинной части города. Вокруг горели десятки факелов и как-то по-особому освещали лица, набрасывая на них движущуюся светотеневую сетку, из-под которой выныривал то прямой нос, то волевой подбородок, то завиток на лбу — словно ожившая коллекция мраморных обломков, пришедших из древних времен и несущих на себе приметы вечности. Пахло газом и горелой тканью, но сквозь эти сильные запахи пробивалось благоухание расцветших плодовых деревьев, напоминая нежно, едва уловимо, но вполне явственно о весне.

Они шли втроем под вакхические крики толпы, и когда писатель поравнялся с девушкой, он встал на цыпочки и спокойно, без всякого пафоса поцеловал ее в щеку. Поцелуй мог бы сойти за отеческий, но была в нем и нетерпеливая ласка, и девушка это почувствовала. Она остановилась. В движущейся сетке света блеснули ее глаза, но тут же уступили место раскрывшимся губам.

— Вы даже имени моего не знаете, — без упрека проговорила она.

— Вас зовут Вера, — настаивал на своей догадке писатель.

— Такое имя у меня тоже есть, — подтвердила девушка, — мама окрестила меня Верой-Надеждой-Любовью. Я оставила себе только Надежду.

— У вас двое детей, и вы скоро разойдетесь с мужем, — не слушая ее, продолжал писатель. — Я угадал?

— Вы что, издеваетесь? — Девушка помрачнела и, вглядываясь в толпу, крикнула:

— Васко! Где ты, Васко?

— Он в вас влюблен, — не сдавал позиций гадальщика Александров.

— Он пишет рассказы, — с вызовом сказала Вера.

Васко куда-то исчез.

Они побродили еще немного. Движущаяся навстречу карнавальная толпа разделила их. Вокруг нарастал шум — смех, болтовня, свист; за надежным этим прикрытием можно было молчать.

Дойдя до полуразвалившейся, вросшей в землю городской стены, у подножья которой торчали высохшие кусты, они остановились. Дальше домов уже не было. Начинался крутой подъем.

— Вот мы и потеряли дорогу, — вслушиваясь в бушующий позади праздничный гвалт, невесело проговорил Александров, — так случается во всех романтических историях.

— Почему потеряли? — удивилась Вера. — Вот он, город.

Из сгустившейся темноты, где, наверное, был лес, доносилось совиное уханье, пугающее, многозначительное. Для писателя это было как бой часов, отбивающих некое несуществующее время, и когда эти звуки поглотила тишина, он почувствовал себя словно бы обманутым.

— А теперь куда? — спросил он.

Ему хотелось сказать, что лучше всего вернуться в гостиницу и найти остальных, но он боялся обидеть девушку. Исчезновение Васко внесло в их общение робкую интимность, лишившую их непосредственности; впрочем, во всем этом чувствовалась недосказанность, но Александров не стремился докопаться до ее сути и вытащить на свет божий. Его не интересовало, что именно таила она в себе, достаточно было и того, что она возникла между ними. Он лишь за то упрекал себя, что опять заварил кашу. Дурацкий энтузиазм кончился, наваливалась усталость, идти стало трудно, на руках и ногах, казалось, повисли комья глины. Взглянув на себя со стороны, Александров подумал, что похож на человека, который только что избавился от серьезной опасности и хочет отдохнуть, набраться сил, а потом опять пуститься в очередную передрягу и уж на этот раз как следует в ней завязнуть.

Чтобы избавиться от молчания, которое с каждой секундой все больше его сковывало, он заговорил:

— Мы куда-нибудь пойдем?

— Здесь, наверху, есть римская крепость, — сказала Вера, и Александрову показалось, что он уловил в ее голосе просьбу, но уже в следующее мгновение девушка засмеялась и предложила: — Давайте возвращаться.