— Да, восхитительно, — повторил писатель.
После многочисленных досадных и смешных недоразумений они и встречающие собрались наконец в вестибюле новой гостиницы. Среди кучки людей, бледных от духоты и суматошной беготни взад-вперед, Александров сразу заметил девушку. Ее вообще-то нельзя было не заметить, ибо она в буквальном смысле слова возвышалась над остальными. Рост у нее был несколько выше нормального, но в отличие от большинства высоких людей, которые обычно сутулятся, неосознанно стараясь уменьшиться, она держалась прямо. Казалось даже, что она хотела стать выше и нарочно поднималась на цыпочки, а высокие каблуки придавали ее фигуре устойчивую упругость цветочного стебля.
— У нас по дороге сломалась машина, — взволнованно объяснил молодой человек в сильных очках и с лицом, прорезанным глубокими складками, — заместитель председателя городского Совета, за экспансивными жестами и интонациями он пытался спрятать смущение. — Мы каждой машине махали, думали: а вдруг она вас везет, и автобусу вашему махали, но он не остановился. Представляю, как вы намучились… — Он сочувственно вздохнул и поглядел на них с покорностью и мольбой.
Вокруг девушки трепетало синее сияние — от синего платья и синих глаз, которые по временам приобретали зеленоватый оттенок глубокой воды. Сияние это озаряло и ее мечтательную улыбку, немножко надменную, немножко показную и словно бы не относящуюся ни к присутствующим, ни к их словам. Однако девушка чуть вздрогнула и насупилась, когда кто-то сказал:
— Мы приготовили для вас несколько мероприятий, но, но… может быть, вы устали?
— Эти мероприятия жалко пропускать, — вмешался низкорослый паренек, как потом выяснилось, журналист из местной газеты.
Коларов решительно и бодро повернулся на каблуках и, ни к кому в отдельности не обращаясь — главное, не обращаясь к этой девушке, — двинулся к выходу.
— Что значит «устали»? Мы сюда не отдыхать приехали. Пойдемте!
Все потянулись за ним, но догнали уже на улице и, посовещавшись, повели куда-то. Девушка пыталась присоединиться к свите художника, но ее все как-то оттирали в сторону, и она в конце концов вместе с журналистом оказалась около Александрова.
— Прежде всего посмотрим, как оформлена выставка, — сообщила она, — так пожелал ваш приятель.
— Хорошо, — согласился Александров, но тут же рассердился на эту свою уступчивость: он не собирался баловать себя и нежить, но он действительно устал и с удовольствием полежал бы в своем номере хоть десять минут. Такое невнимание, такое рассеянное пренебрежение обидели его. И дело тут было не столько в самолюбии, сколько в том, что никак не мог он привыкнуть к бестактности. Однако больше всего он злился на девушку. Шагая рядом с ней, он поймал себя на том, что, как и все остальные (кроме журналиста), старается выглядеть выше, чем есть. Девушка была примерно одного с ним роста, ну, может, на сантиметр-два повыше, и он заметил, как все подле нее пыжатся, тянутся, и выглядело это ужасно нелепо.
— Значит, осмотр экспозиции — мероприятие номер один, а какое ж будет номер два? — не удержался он от иронии.
— О, все мероприятия весьма интересные, — подхватил молодой журналист. — Открытие карнавала, потом факельное шествие, потом ночной кросс по городу, потом бал-маскарад в Доме молодежи, а после всего — дружеский ужин в ресторане. И заметьте, во всем мире только два города проводят ночные кроссы: Сан-Паулу и мы…
— Васко! — одернула его девушка.
Плохое настроение писателя вдруг съежилось, сжалось и постепенно отступило, а физическая слабость, вызванная утомительным путешествием, даже обострила восприимчивость. Он рассмеялся громче, чем хотел бы, и переключил внимание на паренька.
— Конечно, — не унимался Васко, — все эти мероприятия подготовлены не специально для вас, это общегородские мероприятия, их потом обведут кружочком как успешно проведенные.
— По-моему, вы весьма сварливо настроенный юноша, — сказал писатель, хотя и понимал, что иронический тон пора бы оставить.
— Он просто болтлив, — проворчала девушка.
— Ох, какая серьезная молодая дама! — улыбнулся Александров и тут же понял, что зря это сказал: девушка ускорила шаг, обогнала их и с независимым видом пошла впереди одна.
— Не сердитесь на нее, товарищ Александров, — испуганно зашептал Васко, — вы же ведь не сердитесь, правда?
…Наверное, потом, в тишине и покое своего кабинета, писатель не раз спросит себя, не раз попытается понять, что же произошло с ним в тот миг, что вдохновило его броситься, потеряв самоконтроль, в водоворот мечтаний и созданных его собственным воображением иллюзий. Дни и недели, что наслоятся на это приключение, придадут ему большую весомость, добавят подробностей, и, наверное, наступит момент, когда все вдруг встанет на свои места, вспомнится только главное, а боль утихнет, и писатель поймет, что опять обманут своей милосердной фантазией, которая позаботилась, чтобы его самолюбие не пострадало. И тогда, наверное, он сядет за свою старенькую «Оптиму» и охотно, с воодушевлением примется работать над неоконченной книгой, в которой появится совершенно не предусмотренная планом девушка с зеленовато-синим сиянием вокруг лица.
Читать дальше