Юй Хуа - Братья

— Бритый Ли, Бритый Ли…

Сам Ли тоже ел и твердил:

— Сун Ган, Сун Ган…

Сун Фаньпин и Ли Лань счастливо смеялись. Глядя на блестящую черепушку Бритого Ли, Сун Фаньпин сказал жене:

— Не надо звать ребенка прозвищем, нужно звать настоящим именем. А я знаю только, что парня зовут Бритый Ли, не знаю его настоящего имени. Так как зовут парня?

Ли Лань рассмеялась:

— Ты сам только что сказал, что не надо звать прозвищем, и тут сам его назвал.

Сун Фаньпин поднял руки, будто сдаваясь:

— С сегодняшнего дня запрещается называть ребенка прозвищем… Как его зовут?

Ли Лань начала:

— Бритого Ли зовут… — Не договорив, она тут же закрыла рот руками и стала смеяться, как заведенная: — Его зовут Ли Гуан, что значит Ли Блестящий.

— Ли Гуан, — Сун Фаньпин кивнул. — Понятно. — Потом он повернулся к детям и сказал: — Сун Ган, Бритый Ли, я должен вам кое-что сказать…

Увидев, что Ли Лань заулыбалась украдкой, он спросил:

— Я что, снова назвал его прозвищем?

Ли Лань, улыбаясь, кивнула. Сун Фаньпин почесал голову:

— Ладно, пусть будет прозвище. Все равно он из Ли Гуана все время превращается в Бритого Ли.

Сказав это, Сун Фаньпин рассмеялся. Затем он снова повернулся к детям и обратился к ним с улыбкой:

— С нынешнего дня вы братья. Вы должны держаться друг друга, помогать друг другу, делить и горе, и радость, хорошо учиться и все время идти вперед…

Сун Фаньпин и Ли Лань стали мужем и женой, Сун Ган и Бритый Ли стали братьями, и две семьи стали одной. Дети легли в проходной, а Ли Лань с Сун Фаньпином — во внутренней комнате. В ту ночь мальчишки уснули, зажав в руках обертки от «Большого белого кролика», вдыхая сохранившийся в них сливочный запах и готовясь отправиться в волшебный сон, на встречу с белым кроликом. Перед тем как погрузиться в сон, Бритый Ли слышал, как кровать в комнате скрипела на разные лады, слышал, как мать тихонько плакала, а временами вскрикивала сквозь плач. Ли казалось, что в ту ночь ее плач был не такой, как всегда, словно бы она и не плакала вовсе. Мимо по реке проплывала лодка, и тихий скрип весла походил на голос матери, доносившийся из внутренних комнат.

Сун Фаньпин был человеком жизнерадостным. Хоть ему и расквасили физиономию, так что от боли сводило скулы, он все равно ходил с улыбкой до ушей. На следующее утро после свадьбы Сун Фаньпин с победным видом стал мыть Ли Лань во дворе голову. Его опухшее лицо выглядело, будто шмат свинины из мясной лавки, но ему было плевать на ухмылки соседей. Он вылил воду в таз, помог Ли Лань намочить волосы, намылил их, а потом, как настоящий парикмахер, взялся растирать ей шевелюру, так что у Ли Лань вся голова пошла мыльной пеной. Потом снова зачерпнул в колодце воды, начисто ополоснул волосы и обсушил их полотенцем. А еще аккуратно расчесал деревянным гребнем. Сун Фаньпин не позволил Ли Лань ничего делать самой. Когда она наконец-то подняла голову, то увидела, что вокруг столпилось уже больше десятка ребятишек, гоготавших, как в балагане. Ли Лань залилась краской то ли от стыда, то ли от счастья.

Потом Сун Фаньпин громко сказал, что нужно пойти погулять. С волос Ли Лань еще сыпались мокрые капли; она бросила нерешительный взгляд на опухшее лицо Сун Фаньпина, и тот, угадав ее мысли, сказал, что лицо уже не болит. Он закрыл дверь и, ухватив за руки малолетнего Ли с Сун Ганом, пошел вперед. Ли Лань засеменила следом.

Дети шли между ними, родители с краю, и все четверо держались за руки. Мужики и бабы на улицах, глядя на них, заходились хохотом, они-то знали, что эта парочка успела уже дважды побывать женихом и невестой и что двое их детей были пасынками, а жених в день свадьбы устроил с шестью соседями настоящее побоище. Они и подумать не могли, что с раскроенной физиономией он потащится гулять по улицам, да еще с эдакой довольной мордой. Завидев знакомых, он громко здоровался и, указывая на Ли Лань, радостно говорил:

— Это моя жена.

Потом, указывая на детей, весело добавлял:

— А эти двое — мои сыновья.

Выражение лиц у встречных было будто бы веселым, но только их веселье было совсем не то, что у Сун Фаньпина. Его радость была радостью жениха, а они радовались возможности погоготать над другими. Ли Лань знала, что означают ухмылки на этих лицах, знала, что люди говорят, когда тычут в них пальцами, поэтому опустила голову. Сун Фаньпин тоже знал, поэтому тихо сказал Ли Лань:

— Подними голову.

Когда они всей семьей миновали две улицы и проходили мимо того самого кафе-мороженого, дети с надеждой стали поглядывать внутрь. Но родители тянули их за руки, продолжая идти дальше. Поравнявшись с фотоателье, Сун Фаньпин остановился. Сияя, он сказал, что нужно зайти и сделать семейный портрет. Он совсем забыл, что у него опухло и заплыло лицо, и, когда Ли Лань заметила, что лучше зайти в другой раз, Сун Фаньпин уже вошел внутрь. Оглянувшись, он увидел, что Ли Лань по-прежнему стоит с детьми у входа, и помахал им рукой, но Ли Лань не входила.