Гарольд Роббинс: Торговцы грезами

Я присвистнул.

— Красота, правда? — с гордостью спросила она.

— Нет слов, — подтвердил я.

— Это еще не все, — сказала она, нажала кнопку, и камин снова занял свое место, затем нажала другую, и в проеме появилась сияющая кафелем ванная комната. — А как тебе нравится это? — спросила она.

Я подошел к Джейн и сжал ее в объятиях.

— Дженни, я чувствую себя самым счастливым парнем в мире! И как это ты догадалась, что я всю жизнь мечтал иметь личный туалет?!

Слегка смутившись, она засмеялась.

— Я так рада, что тебе здесь нравится, Джонни! А то я беспокоилась. — Я отпустил ее и заглянул в ванную комнату: там было все, что только пожелаешь, включая душ. Я снова повернулся к ней.

— Можешь не беспокоиться — папочке нравится!

Я подошел к столу и снова уселся в кресло. Мне еще надо к нему привыкнуть, — когда в этом кабинете сидел Питер, стол был простым, старомодным, как и он сам.

На столе Джейн зазвонил телефон, и она бросилась к нему, закрыв за собой дверь. И я сразу почувствовал себя одиноким. Таким одиноким, что мне стало не по себе.

Раньше, когда я был помощником Питера, мой кабинет всегда был полон. Мы разговаривали без умолку, и воздух был сизым от дыма. И все это было хорошо. Мне рассказывали о новых идеях, о картинах, о продаже, о рекламе; мы поддевали друг друга, критиковали, спорили, во всем ощущался дух товарищества, который, как я понимал, в этом кабинете не заведется.

Как это там говаривал Питер: «Когда ты — босс, Джонни, ты — сам по себе, у тебя нет друзей, только враги. Если люди к тебе относятся хорошо, поинтересуйся — почему, подумай, что им надо от тебя. Если ты хочешь, чтобы они вели себя непринужденно, то у тебя ничего не получится. Они постоянно помнят, что ты — босс, и одно твое слово может перевернуть их жизнь. Быть боссом — это значит быть одиноким. Да, Джонни, одиноким».

Тогда я лишь расхохотался ему в ответ, но теперь начал понимать, что он имел в виду. Пытаясь избавиться от этих мыслей, я принялся разбирать почту, горой возвышавшуюся на моем столе. В конце концов, я и не стремился занять этот пост. Я взял первое письмо, и моя рука замерла. А может, стремился? Мысль промелькнула и исчезла, как только я начал читать.

Это было поздравление. Все остальные письма, открытки и телеграммы тоже были с поздравлениями. Все воротилы кинобизнеса — и большие, и маленькие — прислали мне свои поздравления и пожелания удачи. Интересная штука! Не имеет значения, любят тебя или не любят, но, если что-нибудь происходит, все присылают тебе письма. Как будто это одна семья, где пристально следят за успехами и неудачами каждого. Всегда можно узнать, что думают о тебе люди, получая или не получая их письма.

Я уже почти разобрал всю почту, когда Джейн снова вошла ко мне в кабинет с огромным букетом цветов.

Я посмотрел на нее.

— Кто прислал?

Она поставила цветы в вазу на кофейном столике и, ничего не говоря, бросила мне на стол маленький белый конверт.

Даже еще не увидев инициалы «Д. У.» на уголке конверта, я по реакции Джейн догадался, от кого поздравление. Я вскрыл конверт и вытащил из него небольшую карточку. Знакомым почерком на ней было написано: «Нет ничего лучше успеха, Джонни! Похоже, я когда-то просчиталась», и подпись: «Далси».

Я бросил письмо в корзину для бумаг и закурил. Далси. Далси была стервой. Но я женился на ней, думая, что она ангел, потому что она была прекрасна и умела глядеть на тебя так, что ты считал себя самым лучшим мужчиной в мире. Да, мужчину легко одурачить. Когда я понял, как меня одурачили, мы развелись.

— Кто-нибудь звонил, Джейн?

Она стояла нахмурившись, пока я читал записку, но теперь ее лицо просветлело.

— Да, — ответила она. — Был один звонок, звонил Джордж Паппас. Он просил тебя перезвонить, когда будет время.

— Ладно, — сказал я, — соедини меня с ним.

Она вышла из кабинета. С Джорджем Паппасом все было в порядке: он был президентом «Борден Пикчерс», и мы давно знали друг друга. Именно он купил маленький кинотеатрик Питера, когда тот решил заняться производством фильмов.

Телефон на столе зазвонил, и я поднял трубку. Голос Джейн сообщил:

— Мистер Паппас на проводе.

— Соединяй, — бросил я.

Раздался щелчок, и послышался голос Джорджа:

— Привет, Джонни! — «Джонни» он произносил с мягким акцентом.

— Джордж! — сказал я. — Как у тебя дела?

— Хорошо, Джонни. А у тебя?

— Не жалуюсь.

— Может, поланчуем? — спросил он.

— Слава Богу, хоть ты вспомнил об этом! — сказал я. — А то уж я боялся, что придется есть в одиночестве!