Гарольд Роббинс - Торговцы грезами

— Я подумаю об этом, — сказал он и направился к выходу.

Ронсон быстро поднялся. Он посмотрел на меня, затем на Фарбера, который шел к двери. Мне стало почти жаль его. Он был между двух огней. Дверь за Фарбером захлопнулась.

Я улыбнулся Ларри. Впервые за все это время я оказался в положении, когда мог позволить себе отдать ему приказание.

— Присмотри за этим парнишкой, Ларри, — сказал я отеческим тоном. — Наставь его на путь истины.

Он ничего не ответил, но в глазах у него блеснули молнии. Повернувшись, он поспешил за Фарбером.

Когда за ним закрылась дверь, я знал, что теперь он мне такой же враг, как и Фарбер. Но мне почему-то было все равно. Лучше я буду воевать с ними в открытую, чем в потемках. Хотя где-то в глубине души я понимал, что не прав. Что бы мы там ни решили днем, вечером все могло измениться. Мир кино — это особый бизнес.

Светящийся циферблат часов на приборной доске машины Дорис показывал десять. Из радиоприемника лилась музыка. Ночь была теплой, в темно-синем небе мерцали звезды.

Дорис повернула машину к дому. С тех пор, как мы покинули ресторан, она не сказала ни слова. Остановив машину, Дорис вытащила ключ зажигания. Мы закурили и сидели, молча слушая музыку.

Затем мы заговорили одновременно. Это получилось забавно, и мы расхохотались. И неловкость, которую испытывали мы оба с тех пор, как увидели Далси в ресторане, казалось, исчезла.

— Что ты хотела сказать? — спросил я, все еще улыбаясь.

Она серьезно посмотрела на меня.

— Ничего.

— Нет, ты что-то хотела сказать, — настаивал я. — Ну? Давай!

Она затянулась. Горящий кончик сигареты осветил тени у нее под глазами.

— Когда-то ты ее очень сильно любил.

Я смотрел прямо перед собой. Любил ли я? Я и сам себя об этом спрашивал. Любил ли я Далси по-настоящему? Знал ли я ее по-настоящему? Я сомневался в этом. Но она была такой актрисой! И я любил ее такой, какой она хотела передо мной предстать. Но с годами я поумнел. Если я скажу Дорис, что не любил Далси или не знаю, любил ли, она не поверит мне, поэтому я прямо сказал:

— Я любил ее когда-то.

Она молчала. Я наблюдал, как она курит, и ждал продолжения разговора. И не ошибся.

— Джонни, — очень тихо сказала Дорис, — какая она была? Я имею в виду, какая она была в действительности? Я слышала про нее столько всякого…

«Какой она была на самом деле?» — подумал я. Теперь, прокручивая в памяти прошлое, я понял, что так и не сумел толком разобраться в ее характере.

Я пожал плечами.

— Ты слышала, что рассказывали про нее?

Она кивнула.

— Ну?

— Все это правда, — сказал я.

Она снова замолчала. Ее сигарета догорела, и она выбросила ее в окно. Мы увидели, как та рассыпалась веером искорок. Дорис шевельнулась, ее рука была в моей ладони. Я заглянул ей в глаза и улыбнулся.

Она говорила совсем тихо.

— Тебе, должно быть, было очень больно.

Да, больно. Но не настолько, как мне казалось тогда. Я вспомнил, что почувствовал той ночью, когда обнаружил Уоррена Крейга в ее постели. Я закрыл глаза. Мне не хотелось вспоминать это, но в ушах до сих пор стоял ее крик. Слова, которые я никогда не ожидал услышать от этой женщины. Затем пронзительная тишина, после того, как я ее ударил. Я помнил, как она, обнаженная, лежала на полу, глядя на меня с выражением триумфа в глазах. На ее губах была холодная улыбка. И тогда она сказала: «Чего еще можно ожидать от калеки?»

Я посмотрел на Дорис. Ее глаза излучали тепло.

— Нет, — медленно произнес я, — не думаю, что мне действительно было больно. Настоящая боль пришла позже. Гораздо позже. Когда я осознал, кого я потерял из-за нее на долгие годы.

Она не сводила с меня взгляд.

— О ком ты говоришь?

Я посмотрел ей в глаза.

— О тебе, — мягко сказал я. — Да, мне действительно было больно. Я понял, что годы ушли и я не смогу вернуть их назад. И к тому же я уже боялся что-либо предпринимать.

Она долго испытующе смотрела на меня, затем повернулась и, положив голову мне на плечо, перевела взгляд в небо. Мы сидели, не говоря ни слова.

После длинной паузы Дорис заговорила. Ее голос был спокойным и теплым.

— Я тоже боялась, — сказала она.

Я улыбнулся.

— Боялась чего?

Она подняла голову с моего плеча и доверчиво заглянула мне в глаза.

— Боялась, что ты никогда не забудешь ее, боялась, что ты никогда не вернешься, я боялась, что ты даже сейчас о ней думаешь.

Я поцеловал ее.

— Тебе не понять, чего я боялась. — Ее голос был едва слышен. — Я была не уверена в человеке, которого люблю.