Гарольд Роббинс: Охотники за удачей

— С ним управляться проще, чем с детской коляской, — рассмеялся Амос.

Я стоял возле радиста, который объяснял мне устройство нового автоматического передатчика. Достаточно передать сигнал один раз, и записывающее устройство будет повторять его до тех пор, пока не иссякнет питание.

Закатное солнце вернуло седым волосам Амоса рыжий цвет его молодости. Я взглянул на часы. Было шесть пятнадцать, и мы удалились от берега почти на двести миль.

— Пора поворачивать, Амос, — сказал я. — Не стоит совершать первую посадку в темноте.

Самолет совершил плавный разворот, и я снова склонился над плечом радиста. Вдруг самолет резко дернуло, так что я чуть не упал. Стив крикнул:

— Пятый двигатель опять забарахлил!

Я бросился к своему месту и выглянул в окно. Масло гейзером било из двигателя.

— Выруби его! — проорал я, хватаясь за штурвал.

Вместе с Амосом мы выровняли дергающийся самолет.

Пятый двигатель отключился. Пропеллер продолжал медленно вращаться от ветра, но масло течь перестало. Я взглянул на Амоса. Он побледнел и взмок, но сумел улыбнуться.

— Спокойно дотянем и на пяти двигателях.

— Угу.

Согласно расчетам, хватило бы даже трех, но я не собирался экспериментировать. Я взглянул на панель. Индикатор пятого двигателя горел красным. Вдруг красный огонек замигал и на четвертом.

— Что за черт?

Двигатель закашлял.

— Проверь четвертый! — крикнул я и стал снова следить за панелью.

— Засорен топливопровод четвертого.

— Прочисть вакуумным насосом!

— Слушаюсь, сэр.

Я услышал, как он щелкнул выключателем, но в следующее мгновение на панели загорелась еще одна красная лампочка.

— Вакуумный насос вышел из строя, сэр!

— Выключай четвертый! — приказал я.

Неисправный топливопровод грозит пожаром. У нас оставалось еще четыре двигателя.

— Четвертый выключен, сэр!

Прошло десять минут, и все пока было в порядке. Я вздохнул с облегчением.

— Кажется, теперь все в норме — сказал я.

Мне бы промолчать. Не успел я договорить, как стал глохнуть первый двигатель, и на панели вспыхнула очередная красная лампочка. Затем заглох шестой. Панель заиграла огоньками, как рождественская елка.

— Отказал насос для подачи топлива!

Я бросил взгляд на высотомер. Он показывал две тысячи метров, и мы стремительно теряли высоту.

— Передайте сигнал об аварии и приготовьтесь покинуть корабль! — крикнул я.

— Мэйдэй! Мэйдэй! — раздался голос радиста. — Экспериментальный самолет Корда. Падаем в Тихий, примерно в ста двадцати пяти милях на запад от Сан-Диего. Мэйдэй! Мэйдэй!

Щелчок — и сообщение стало передаваться снова. Кто-то тронул меня за плечо, и я быстро обернулся. Увидев радиста, я на мгновение остолбенел, забыв о том, что сигнал передается автоматически.

— Мы останемся, если нужно, — сказал он.

— Нет, моряк, это не во имя Бога и отечества! Это ради денег! Уходите!

Амос остался в своем кресле.

— Ты тоже, Амос! — крикнул я.

Он не ответил. Просто отстегнул ремни и встал. Я услышал, как открылась дверь: они направились к аварийному выходу в пассажирском отсеке.

Высотомер показывал тысячу триста. Я выключил первый и шестой: может, удастся посадить самолет, если в двигателях останется топливо. Вспыхнула еще одна красная лампочка, говоря, что открылся аварийный выход. Вскоре я увидел, как один за другим раскрылись три парашюта. Я снова взглянул на панель. Девятьсот метров.

Услышав шум позади себя, я обернулся. Амос садился обратно в свое кресло.

— Я же велел тебе уходить! — заорал я.

Он взялся за штурвал.

— Ребята в безопасности. Я подумал, что у нас двоих есть шанс посадить его на воду.

— А если нет? — зло крикнул я.

— Мы немного потеряем. В отличие от них, у нас впереди осталось не так много времени. Кроме того, эта малышка чертовски дорогая!

— Ну и что? — проорал я. — Это не твои деньги!

Он посмотрел на меня со странным осуждением.

— В этот самолет вложены не только деньги. Я его построил!

Мы были в трехстах метрах над водой, когда третий двигатель начал загибаться. Мы навалились на штурвал в надежде компенсировать крен. Высота была семьдесят метров, когда третий отключился, и мы завалились на правое крыло.

— Выключай двигатели! — закричал Амос. — Мы падаем!

Я щелкнул выключателем в тот самый момент, когда правое крыло коснулось воды. Оно сразу же отломилось, и самолет с силой ударился о воду. Привязной ремень врезался мне в живот, так что я чуть не закричал от боли, но давление внезапно ослабло. Я огляделся. Мы тяжело покачивались на волнах; левое крыло торчало в небо. В кабину уже начала просачиваться вода.