Юлия Лавряшина - Простить нельзя помиловать

Он отвернулся и опять встретил испытующий Машин взгляд.

– Первая любовь, – сказал он, попытавшись придать голосу ностальгическую грусть.

– Не думаю, – с легкой гримаской отвращения отозвалась Маша.

– Чем тебе так не нравится эта девочка?

Ребята уже перебегали дорогу, обмениваясь неслышными словами, и Маша ответила наспех:

– Навязчива слишком. Не люблю таких.

«Навязчива! – едва не застонал Матвей. – Да знала бы ты…»

– Здравствуйте! – Нина уже забралась на заднее сиденье, и Маша улыбнулась ей через плечо.

«Сплюнула улыбку», – подумал Матвей.

Он смотрел в маленькое зеркало заднего вида на восходящее за спиной сияние, и в нем нарастала не столько тоска художника, осознавшего, что ему никогда не создать Джоконду, сколько мучительная неудовлетворенность коллекционера, которого равнодушная к его жажде жизнь заставляет смириться с тем, что есть красота, которую, оказывается, невозможно приобрести за деньги. Смириться с этим Матвей не мог…

– Мы едем в «Багамы», – по его сведениям, это было самое стоящее заведение в этом городе.

– А почему не на Багамы? – съехидничал Стас.

Матвей взглянул в зеркало:

– Хотите на Багамы? Легко!

Но лицо Нины все время было обращено к нему профилем, ее взгляд не отрывался от Стаса.

– Давайте пока ограничимся рестораном, – предложила Маша, даже не пытаясь поймать взгляд сына.

Матвей злорадно подумал о нем: «Купился все-таки… Захотелось повыпендриваться перед девочкой. На что же может купиться она?»

Продолжая вычислять это «что-то», он, то и дело упуская нить, подхватывал бессвязный дорожный разговор, искал парковку, придерживал дверь ресторана… Искусственная зелень лезла в глаза, плоды из папье-маше дразнили, искушая попробовать настоящих экзотических фруктов. Матвей заказал всего побольше, чтобы девочка упилась чуждой для этого города сладостью жизни и богатства. Его подкосило, что Нина сразу отказалась от вина, на помощь которого он очень рассчитывал.

– Почему? – допытывался Матвей, наливая остальным. – Это очень хорошее вино, поверь мне.

– Я верю, – она все так же светло улыбалась, но отказывалась, как и от всего остального.

– Ты впервые в таком ресторане? – он надеялся, что Нина угадает подтекст: «Не забудь, что это я подарил тебе этот вечер!»

– Не только в таком, – отозвалась Нина без восторженного придыхания. – Я вообще не бывала раньше в ресторанах.

В это было трудно поверить, ведь она поглядывала по сторонам без любопытства.

– Бедненькая! – воскликнул Матвей как бы в шутку.

Нина отозвалась с тем равнодушием, от которого у него уже все коченело внутри:

– Да я как-то не страдаю от этого.

– А от чего ты страдаешь?

Это прозвучало слишком в открытую, и быстрый Машин взгляд прошелся по нему пунктиром, выделяющим эту фразу. Но Матвею так нужно было это знать, что он пошел напролом.

Нина отшвырнула его одной фразой:

– Теперь я уже ни от чего не страдаю.

Они оба посмотрели на Стаса: она с нежностью, Матвей – с трудом скрывая бешенство. Тонкое, похожее на материнское лицо мальчика выражало явное удовольствие. Он тоже понял, о чем говорила Нина.

Матвей наклонился к Маше:

– Я предоставлю тебе уникальную возможность пообщаться с сыном наедине.

Она улыбнулась в ответ, но как-то не слишком радостно. Матвей легко уговорил себя думать, что она просто побаивается своего старшенького…

«Дрянной оркестр!» – отметил он, прислушавшись, но выбирать было не из чего – это ведь лучшее, что можно найти в этой дыре… Его раздражало, что плохая музыка звучит слишком громко и не слышно, о чем говорит Нина. Пускай она и обращалась не к нему, но что с того?

Машин голос тоже прозвучал недовольно:

– Нужно было сесть подальше, мы совсем не слышим друг друга.

– Легко! – Матвей вскочил. – Узнаю, нет ли отдельного кабинета…

Обходя Нину, он как бы невзначай взялся за ее узкое плечо. Оно дернулось в его ладони и стало твердым. Матвей внезапно задохнулся желанием сжать его посильнее так, чтобы кость надломилась от боли, раскрошилась совсем…

Убрав руку, он отыскал взглядом метрдотеля и пошел к нему, с каждым шагом все явственнее ощущая, как в голове нарастает шум жаркого моря. «Багамы, – пустая мысль пульсировала, обжигая глаза. – Багамы…»

Внезапно Матвей понял, что нужно сделать: сгрести эту девчонку в охапку, затолкать в машину, домчаться до аэропорта… Обнаженная роскошь невиданных островов обольстит ее, разнежит, заставит раскрыться. Она истечет сладким соком… И он будет рядом, когда это произойдет. Он напьется ею…