Юлия Лавряшина - Простить нельзя помиловать

Матвей вовсе не был начисто лишен в детстве материнской ласки, как предположил бы любой психоаналитик. Правда, лаской и теплом его мать тоже не баловала. Слишком уж много в ней жило страдания от разлуки с его отцом, для любви к сыну просто не оставалось места. И Матвей достаточно рано перестал ждать от нее проявления заботы и тепла, как не вынуждают спеть серенаду человека без музыкального слуха. Какая от этого может быть радость?

Ему самому казалось более правдоподобным другое объяснение его интереса к Маше: слишком привык распоряжаться всеми и всем. Ему понравилось, что кто-то взялся поучать его. Он не догадывался, как быстро это приедается…

– Я имею в виду такую невидимую веревку, которую ты накинешь своему мальчику на шею и притянешь к себе. Ее можно сплести из подарков и сюрпризов. Такие «оковы» оказываются особенно крепкими.

– Выясняется, что ты – циник. Ты предлагаешь подкуп? – она смотрела хмуро и говорила низким, ничего не выражающим голосом.

Оттого, что Маша сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги и сгорбившись, она показалась Матвею маленькой горбуньей, порабощенной каким-то злым циркачом, поэтому на ней надет такой пестрый лилово-желтый наряд.

Его мысли теперь занимала совсем другая желтизна – светлая, с легкой горчинкой, если так можно сказать о цвете. Под ней нежно струилось тело, совсем не похожее на это… Оно было, как луч, – легким, длинным, светлым. Луч, который нельзя взять руками, но можно греться его теплом.

Он весело сказал:

– Я предлагаю вот что: заштопать вашу духовную связь.

– Что-что?

– Давай затащим его в ресторан! Мальчишки обожают такие заведения. Дети ведь по кабакам не ходят… Пусть возьмет свою девочку, я всех прокормлю. Сам же он ее в жизни в дорогое заведение не сводит! От хорошей еды быстро язык развязывается. Может, и винца им уже можно… Поболтаете с ним ни о чем, потом легче будет серьезные разговоры разговаривать. Я не буду мешать, еще и девочку его отвлеку, чтоб не лезла…

Маша беспокойно завозилась на постели. Ее короткие взгляды навели на мысль о хищнике, который собирается напасть исподтишка, но не хочет спугнуть жертву раньше времени. И вдруг Матвею стало до того стыдно от этой мысли, что сами собой заломились пальцы. Это ведь он был хищником, уже разорившим гнездо и теперь собиравшимся добить всех его обитателей поодиночке.

«Добить? – кольнуло в виске и отдалось в затылке. Матвей выпрямился, осторожно покачал головой. – Если только себя самого… Никто из них и не подозревает того, что творится у меня внутри».

Но вдогонку уже неслось: девочка знает о его влечении и помыслах! Эта светлая, чистая струя несет в себе знание. И запросто может оросить им тех, кто окажется поблизости. Неосторожно с его стороны сводить их вместе – Машу и Нину. Меньше всего он думал про Стаса. Осквернитель святыни не может рассчитывать на сострадание… В мыслях Матвея этот мальчишка, который внезапно стал ему отвратителен, проскакивал похотливым, скользким самцом и вновь оказывался в темноте безразличия.

– Я не уверена, что Стас согласится пойти с нами, – не сразу ответила Маша.

Запустив руку в короткие волосы, она перебирала их пальцами, возможно, вонзала ногти в кожу, пытаясь пробудить мозг, а со стороны Матвею показалось, будто Маша выскребает перхотистые корочки, и это показалось ему мерзким. Только гораздо позже он понял, что это была первая за их совместную жизнь минута отвращения к ней. И именно ею она и закончилась…

Он перевел взгляд на безжизненный экран телевизора – идола, поработившего обоих. Главному делу их жизни мог положить конец любой дурак, просто нажав кнопку на пульте… И что после этого оставалось? Ничего. Темная пустота плоской поверхности. Это настолько ничтожно по сравнению с тем, чтобы спасать жизни детей…

– Можно пригласить и Аркадия, – он понял, что готов на все, лишь бы затянуть в свою несостоявшуюся жизнь летний свет.

У Маша надломились брови:

– Аркадия? Ты всерьез? Странная будет компания, тебе не кажется?

– Многие бывшие супруги встречаются и обедают вместе, – Матвея уже не могло остановить то, что она явно поняла: он лжет, он вовсе не считает это правильным, сам никогда не звонит бывшей жене…

Но Машу позабавило другое:

– Обедают вместе? У тебя несколько искаженные представления о России. Кто это у нас обедает в ресторане? До тебя я не бывала там лет двадцать. Ну, может, пятнадцать…

– Я все оплачу, естественно, – он достал сигарету и выждал: иногда Маша просила не курить в номере. На этот раз она промолчала.