Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

И Можов поделился с ней замыслом. Известно, что Лонгин Антонович отличился, воюя в партизанском отряде. Однако он никогда об этом не рассказывает, разве что когда его прижмёшь, отделается скупой фразой. Алик должна помнить: в день их знакомства, за обедом, он не захотел двух слов сказать, как воевал. Он предложил: «Выпьем за псковские леса!» И покончил с темой. А ещё до встречи с Аликом был случай. У Виктора с профессором зашёл разговор, возможна ли верность мужчины в любви, и у старика вырвалось: «Возможна!» Он был поддавши, вопросы на него посыпались, и прозвучало: «Я никого не мог представить рядом с собой, кроме неё». – «Когда? Где?» – «В войну в Пскове». Виктор спросил: её убили немцы? Профессор ответил такой усмешкой, что стало понятно: немцы ни при чём.

«Может, его любовь и была немкой», – предполагал Можов в письме Алику и просил её «колупнуть тайну Пскова».

Она не дала подгореть жаркому. За вечерним чаем с мужем проговорила, блеснув на него глазами:

– Наверно, мне ты не соврёшь. С чего такой закоснелый холостяк решил жениться? Ты был женат и не раз, правда?

Он сказал без улыбки:

– Женат не был. Но невеста у меня была. Пожалуйста – я не хочу об этом говорить.

– А я хочу, – произнесла она едко.

– Если бы ты знала, что с ней сделали, ты бы так не говорила, – сказал он с тихой печалью. Печали было так много, что Алик мысленно попятилась.

Она молчала, трогая ложечкой кружок лимона в тонком стакане чая и вдруг сказала с искренней уверенностью:

– Уж ты за неё отплатил.

Он стал само внимание:

– Если ты так думаешь, я вознесён!

Ей остро захотелось близости с ним, и она не имела ничего против, чтобы он прочёл это в её глазах. Пара поспешила в спальню, где незамедлительно разделась. Алик легла на кровать ничком, Лонгин Антонович взялся баловать цепкими поцелуями и полизыванием её шею, плечи, спину, поясницу, добрался снизу рукой до соска; она лелеяла нетерпение. Но вот задик приподнялся, призывая мужскую руку в промежность к жадно ждущему гребешку, к губкам, чтобы затем нектарная со жгучей благодарностью ощутила входящий.

Зима застала Алика и Можова в поиске, как встретиться. Людмила не скрыла от Виктора, что профессор сказал о нём: у него детская душа, и ловкие дружки могут втянуть его в маложелательные приключения, его нужно беречь от них. Без сомнения, телефон служил свою службу, Лонгин Антонович был бы быстро извещён, отлучись молодой муж из дома; требовалось прикрытие.

В снеговых пухлых тучах Можову сверкнула «Зарница». Так прозывалась военная игра, в которую вовлекались школьники всей страны, чтобы сделать один из выходных февраля воскресеньем деревянного автомата. Зава автоклубом ДОСААФ обязывали руководить перевозкой детей в поле, к месту манёвров, и Можов, загодя поставив начальнику пару бутылок водки, попросил заменить его кем-нибудь. К Алику полетела весточка, что в её судьбе сыграет роль пельменная в трёх кварталах от привокзальной площади.

Люда, поднявшаяся под утро, чтобы накормить мужа горячим, вдоволь посетовала, почему «Зарницу» не проведут в мае: «В такую стужу детей в поле тащить!» Виктор покончил с калорийным завтраком, бодро пробежал по хрусткому снегу к автоклубу, потолкался там, а через полчаса на станции сел в электричку, уходящую в город.

Как и следовало в выходные, Алик встала в девять, не спеша пила с Лонгином Антоновичем кофе, неторопливо занималась внешностью и едва не захлёбывалась страхом, что от усилий, которых ей стоит спокойствие, её вот-вот затрясёт, предметы станут падать из рук. Сказав, что заглянет к одной-двум подругам, она, наконец, вышла и припустила бегом ловить такси.

Таксист привёз её к обшарпанному желтоватому зданию, перед которым накатанный снег заледенел от извержений носоглоток. Она стояла, нерешительно глядя на дверь: входили и выходили люди, вдруг выскочил увидевший её в окно Виктор, проскользил на каблуках к ней, обнял, приподнял, чтобы закружиться, но толкающийся народ не дал, и они ушли за пельменную.

Объятие возобновилось, на нём был полушубок, на ней шубка, но оба сквозь одежду обоюдно ощущали тепло упругих сильных тел. Их неуёмность слилась в поцелуе, который всё же должен был прерваться, чтобы они вдохнули воздуха, и тогда оказалось, что у них под ногами мутно-жёлтый лёд. Здесь возникло отхожее место взамен уборной, закрытой на ремонт. Подошедший мужик расстёгивал ширинку. Виктор сжал ладонями лицо Алика, повернул к себе: