Я крепко спал, накрывшись хозяйским тулупом, когда прибежал Вячка Билетов. Я не слышал, как он дубасил ногами в ворота, переполошил соседских собак, поднял хозяина. Вячка сбросил с меня тулуп.
– Лёнька, выступаем!
Я сел на топчане, из открытой двери обдало морозом; у меня сразу застучали зубы. Вячка схватил за плечо пятернёй в ледяной перчатке:
– Ноги в руки и топ-топ! А я побежал других собирать... - он выскочил; дверь, обросшая по краю льдом, закрылась неплотно.
Была ночь на 12 января 1919. Наш 5-й Сызранский полк стоял в Оренбурге, на который наступали красные: с северо-запада и с юга, от Актюбинска. Меньше суток назад наш полк отвели с северо-западного участка, мы встали на квартиры, и вот - тревога.
Обуваюсь. Хозяин, малорослый бородатый возчик, дымит самокруткой, поглядывает на мои американские ботинки с голенищами. Натягиваю их на толстые шерстяные носки. Ботинки достались по счастью. Когда летом восемнадцатого я, кузнецкий гимназист, вступал в Сызрани в Народную Армию Комуча, мне подфартило. В интендантстве оказался приказчик галантерейного магазина из Кузнецка Василий Уваровский. Он и постарался, чтобы американские ботинки были у всех кузнечан.
Ребят, с которыми я пришёл в Сызрань, было больше тридцати. К нынешней ночи нас осталось двадцать четыре. Почти все мы - из одной гимназии.
– Х-хе, сударь солдатик, без ног будете, - замечает хозяин, посиживая подле меня на табуретке, тянется рукой к моему ботинку, - одна кожа, без подкладки?
– С подкладкой, - возражаю я, - да и носки!
Он качает головой. Не знаете, мол, наших оренбургских морозов. То, что до сих пор было, - это ещё не морозы. Нынче - уже да! Как пошлют вас в степь, на ветер... Убеждает сменять ботинки на валенки: у него есть запасная пара.
Я вспоминаю, как последние недели в степи коченели ноги, но отдать мои тёмно-жёлтые, с рыжинкой, мои высокие ботинки свиной кожи - надрывается сердце.
– Чтоб душа у вас кровью не залилась, можем эдак, - предлагает хозяин. - Коли воротитесь и скажете - валенки, мол, вам были без надобности, я возверну вам ботиночки.
Соглашаюсь. Хозяин одобрительно бормочет:
– Умно! Ещё как умно. - Даёт мне мятые листы обёрточной бумаги: из такой в лавках сворачивают кульки для пряников, сахара. - Поверх нательной рубашечки, сударь, завернитесь. А после - пухом... - суёт пуховый оренбургский платок. - У нас так-то говорят: на басурмана - отвага, на мороз - пух да бумага.
* * *
Прибегаю к школе прапорщиков, где наш штаб полка. Во дворе курят человек десять добровольцев, поёживаются на морозе. Другие несутся мимо них в здание. Звонко скрипит утоптанный промёрзший снег. Я тоже спешу в школу, в столовую. Увы, варевом тут не пахнет.
– Лёня, ботинки стырили? - встревоженно восклицает Юра Зверянский, глядит на мои валенки. Машу на него рукой, объясняю, в чём дело.
– Посмотрим... - мрачно говорит он насчёт предложения моего квартирного хозяина. - Если не захочет возвращать, я приду!
Юра на год старше меня: ему семнадцать. Сын врача. Давно прославлен в гимназии страстью к самодельным адским машинам. Одна из них взорвалась у него в руках: лицо осталось обезображенным. Вместо левой брови - шрам; шрамы на щеках, на подбородке. Когда Юра сердится, лицо кажется злодейским - за это его прозвали Джеком Потрошителем. Прозвище Юре нравится. А вообще он очень гордый, обидчивый.
К нам подходит Петя Осокин, он учился в одном классе с Юрой. Сын небогатого помещика. У Пети большие, прямо-таки коровьи глаза, а в профиль похож на грача. Он - пылкий любитель литературы, причём, увлекается Гоголем, Толстым и всей русской классикой. Это странно. Многие из нас любят читать, но мы жадно читаем Эжена Сю, Хаггарда, Буссенара. Стрельба, приключения - что в книгах может быть интереснее этого? Для Осокина же страшно интересна какая-нибудь фраза из Гоголя. Когда, например, Чичиков торгуется с Собакевичем и Собакевич сообщает, что сейчас скажет Чичикову одно приятное слово. И говорит: "Хотите угол?"
– Хо-хо-хо! - Осокина душит смех. Петя вновь и вновь пересказывает сцену: - Представляете, Собакевич дерёт за мёртвую душу "угол" - двадцать пять рублей! И это для Чичикова - приятное слово, ха-ха-ха!
Пете возражают: ну и чего, дескать, особенного? Показано, что Собакевич - жадный, вот и всё.
– Не всё! - Осокин мотает головой. - Ты только почувствуй, как ввёрнуто! Какой иронизм. - И заговорщицки повторяет: - Хотите угол?
Читать дальше