Владимир Топорков - Наследство

– Ну-ну, значит, завели? – хмыкнул с неприкрытой иронией Безукладов. – Жена на кухне истерику устроила, а он сразу государственные дела решать кинулся. Так, выходит? Нет, не пойму я вас что-то, товарищ Кухаренко! Не забота этим человеком движет, а злоба, злоба на всё, может быть, даже и на Советскую власть. Слыхали, как он о социализме? Это серьёзный звонок, товарищ Кухаренко! Я скажу своим – надо вас или в отделе или на бюро послушать. Перекос явный в вашей воспитательной работе. Да и вы, товарищ ректор… – Безукладов сурово посмотрел на молчавшего Рудермана. – Знать бы надо, с кем работаете. А то получается, как в присказке: «Дай сердцу волю – заведёт в неволю».

Видел Безукладов, как смутилось руководство вуза, но ободряющих слов на прощание говорить не стал – пусть попереживает, пусть прочувствует, что у них в коллективе, как в порченном яблоке, червоточина завелась. Ведь с молодёжью работают, а с ней надо ухо востро держать, как со спичками, одно неосторожное слово, и пойдёт гулять пламя такими всполохами – не потушишь.

Сергей Прокофьевич молча протянул руку Рудерману и Кухаренко и уже в машине подумал, что как раз сейчас самое время махнуть в пансионат, принять баньку, сбросить с себя все тяготы сегодняшнего беспокойного, нашпигованного событиями дня. Он велел Николаю ехать в пансионат, а сам, ещё не остывший от разговора с Артюхиным, снова начал прокручивать в голове недавнюю перепалку.

Нет, в чём-то он, может, и прав, этот преподаватель. Когда жизнь человека, его деятельность приносит противоположные, чем задумывалось, результаты, искажается, перечёркивается чёрным мазком сам смысл существования его на земле. Кое-какие примеры, которые Артюхин приводил, действительно говорят, что происходит что-то не то. Человек как бы выталкивается за черту необходимости его присутствия на земле, более того, становится наиболее вредным на ней существом, так как губит то, что касается не только его, но и других её обитателей. В этом Артюхин прав. Но, с другой стороны, разве человек мало делает разумного, справедливого, того, что утверждает принципы созидания, сохранения и приумножает богатства земли?

Конечно, надо быть материалистом, учитывать извечный закон единства и борьбы противоположностей, потому что именно он объясняет логику человеческой деятельности. Но этот преподаватель, видать, не только диалектического материализма не знает, но даже с элементарной логикой не в ладах – не случайно же про социализм этак.

Сейчас некоторые, размышлял Безукладов, опять начинают поминать недобрым словом сталинское время. Но был в этом времени один жизненный принцип, который не грех унаследовать и сегодня, – дисциплина. Тогда демагоги, как этот Николай Артюхин, знали свой шесток, не баламутили народ, и люди занимались делом. Это только бездельник находит время для кривотолков, а тот, кто делом занимается, о деле и думает, на всякие инсинуации у него времени не хватает.

…Дорога пошла лесом. За окном машины шуршал дождь, отчего на душе было скверно. На неровном асфальте пузырились лужи, лес казался огромным и мрачным, только кое-где сохранившийся снег пестрел в глазах, успокаивал, и, может быть, благодаря этому Безукладов развеялся, из головы постепенно ушли мысли о трудовом сегодняшнем дне. А когда подумал о предстоящем тепле, запахе высохшей берёзы, кружащем голову, и лёгком как пух смоляном духе стен бани… Безукладов почувствовал, как щемяще-остро заныло тело в предвкушении знобящего, острыми иголками вонзающегося в кожу жара, и поэтому, когда Николай спросил, куда ехать – в домик или сразу в баню, сказал не раздумывая:

– Давай в баню.

У бани он вылез из машины, вскинул отёкшие руки, присел на корточках, и тело вновь обрело бодрость, налилось упругой энергией и силой. Заметив, что Николай начал возиться в багажнике, недовольно пробасил:

– Ну чего ты там? Пошли…

Сергей Прокофьевич не любил париться один, ему было скучно, поэтому Николай был его постоянным спутником.

– Сейчас, Сергей Прокофьевич. Вот только презент найду.

– Какой ещё презент? – спросил Безукладов, поднимаясь на высокие порожки.

– Презент от Егора Васильевича Дунаева.

«Наш пострел везде поспел», – подумал про себя Безукладов, а вслух спросил:

– Что за презент, чего он там ещё придумал?

– Жбан петровского кваса прислал.

– Это ещё что такое?

– Деревенский квас, только туда мёд для вкуса и бодрости добавляют…

– Ну тащи свой царский напиток, – засмеялся Безукладов, и под его могучим телом заскрипели порожки бани. – Придумают же штучки-дрючки!