Рязанов Михайлович - Наказание свободой

Конь — письмо, посылка (нелегальные) (лагерно-тюремная феня).

Рубаловка — еда.

Петух — одно из прозвищ пассивных педерастов (тюремно-лагерная феня).

Столбняк — эрекция полового члена (просторечье).

Давить клопа — спать (просторечье).

Шебол — рвань, обноски (просторечье).

Врубиться — сообразить (уличное слово).

Заначка — схорон (феня).

Шкандылять — ходить (феня).

Ништяк — в данном случае — без последствий (феня).

Тихушник — тайный агент (феня).

Амбразура — окно выдачи пищи (лагерная феня).

Косить — притворяться, симулировать. Имеет и другие значения (феня).

БУР — барак усиленного режима.

ЗУР — зона усиленного режима.

Самоохранник — заключённый, отбывший какую-то часть срока наказания, показавший себя, надо полагать, с положительной стороны и переведённый (принятый) в военизированную охрану лагерей. О самоохранниках среди зеков ходило много всяких слухов, которым я не особенно доверял. Но факт, заключённые стерегли с оружием в руках заключённых же. Говорили, что к такой мере лагерное начальство вынуждено было прибегнуть из-за нехватки кадров ВОХР.

SOS — тревога.

МСЧ — медико-санитарная часть.

За сухаря — под чужими ФИО (тюремно-лагерная феня).

Лепила — врач, фельдшер (тюремно-лагерная феня).

Мастырщик — совершающий над собой членовредительство (тюремно-лагерная феня).

Несколько десятилетий спустя, в 1980 году, меня под тем же предлогом (обвинили в «распространении религиозных знаний» и «за антисоветскую деятельность») уволили из Свердловского областного краеведческого музея, хотя никаких религиозных знаний я не распространял, а организовал выставку под названием «Искусство графического оформления древнерусской книги». В роли наёмного палача выступил философ, преподаватель атеизма в УрГУ А. М. Мырсин. Даже в 1980-е кое у кого чесались руки снова загнать меня в концлагерь.

Малофья (молофья) — сперма (просторечье).

Ширяться — делать инъекции (феня).

Микрофила — исковерканное слово «некрофил».

Харить — совершать половое сношение (феня).

Бэу (б/у) — бывшее в употреблении.

Мне думается, что отчасти безумные пророчества пахана сбылись несколько десятилетий спустя — в лихие 1990-е.

Усатый пахан (Ус, Гуталинщик и др.) — И. В. Сталин.

И тогда я не ошибся, хотя попытки преступного мира проникнуть в верховную власть были предприняты недавно. (2009 год.)

Хромануть — сдаться (феня).

«Зелёный» прокурор — тайга, лес, где пытаются укрыться зеки, совершившие побег из мест заключения (лагерная феня).

Намыливать пятки — готовиться к побегу (воровская феня).

У Ивана Александровича действительно была искалечена кисть правой руки, но он клятвенно утверждал, что это последствие производственной травмы.

Доходяга — крайне истащённый физически зек (лагерная феня).

Сидор — мешок (феня).

Все рассказы создавались в разное время как законченные, цельные, самостоятельные произведения, поэтому в них встречаются повторы, не всегда соблюдён и хронологический порядок.

Мерфлютика — ерунда, чепуха (феня).

Локш — пустота. В данном случае слово употребляется в значении плохой (феня).

Лихуй — лишний (феня).

Затруханный — импотент, в данном случае из-за неумеренного и длительного занятия онанизмом (феня).

А мне вспомнился подобный эпизод, который пришлось наблюдать в 1943 году на Челябинском рынке. Многое в жизни повторялось, как в кошмарном сне, от которого никак не можешь очнуться, несмотря на все усилия.

«Заботу» вертухаев о бывших зеках пришлось испытать и мне даже десятилетия спустя после того, когда удалось-таки вырваться на волю. На волю, да не совсем. Мне пришлось убедиться на многочисленных фактах своей биографии, что свободы личности в нашем государстве не существует и по сей день. Как её не стало, когда по указанию самого основателя Советского государства в 1917 году создали концентрационные лагеря и начался Великий ГУЛАГ, а в нём беспредел вертухаев — государство в государстве, жившее по правилу: «Закон — тайга, а прокурор — медведь». Через эту страшную, бесчеловечную систему пропущены десятки миллионов моих сограждан. Результат? Мы его сейчас видим повсюду в нашей жизни… Тех, кого вертухаям хотя бы однажды удалось загнать в клетку, они, вертухаи всей страны, считают своей личной собственностью навечно, пока не сбросят в яму с биркой на ноге. С такой логикой карательных органов и мне приходилось неоднократно сталкиваться, когда по указке партийных блатных вожачков обкомовского, а иногда и райкомовского уровней (например, некто Олокиной, чиновницы из Кировского райкома КПСС г. Свердловска) милиция хватала и тащила в свои подвалы на «беседы», в которых главным арргументом фигурировала стандартная угроза, что «снова посодют в тюрьму», если я не прекращу писать кляузы в партийные и советские органы. Так прямо и заявляли (и в партийных кабинетах, и в милицейских подвалах: «опять посодим»). Хотя судимость моя была погашена, я отслужил положенный срок в армии, пять лет активничал в комсомоле, работал, закончил госуниверситет, трудился в прессе — ничто не в счёт, главная улика — судимость. Единственная. И как им казалось — на всю жизнь. Клеймо, выжженное на лбу раба. Этот аргумент автоматически позволял обращаться со мной, как с зеком. Пусть в прошлом, но зеком. Вечным! И вертухаи, ни капли не сумняшись, давали мне понять, что вправе применить ко мне репрессивные меры воздействия. Партийная гидра имела тысячи голов, и все они были практически неуязвимы, потому что тело у них было одно — КПСС. И весьма важный орган тела чудовища — вертухаи (как же без них?). Разумеется, борьба с гидрой была бесперспективной, и я всегда терпел поражения. Но вот гидра испустила дух, наступил XXI век. Тем не менее в 2001 году (через полвека после описываемых событий) меня выслеживают и уродуют всенародно в общественном месте! За что? Об этом рассказано в предисловии к этой книге. Но главное вот в чём: вертухай-палач чувствовал себя во время экзекуции совершенно спокойно. Как в мае пятидесятого в челябинской тюрьме, когда по договорённости со следователем вертухаи затолкали меня в смирительную рубашку и навсегда изуродывали. Где же демаркационная линия, которая должна отделить нас, свободных (свободных ли?) граждан, от репрессивного клана хотя бы вертухаев. Если судить по этому случаю, никакой демаркационной линии нет. Репрессивные органы ведут себя разнузданно на территории всего нашего государства. Как в собственном концлагере. То есть для них вся страна — сплошной концлагерь. А запретка — всего лишь условное понятие.