Рязанов Михайлович - Наказание свободой

За четыре года лагерных мыканий он усвоил, что тюряга и лесоповал — не лучшие места для достойного существования. Уже года через полтора его стало всё сильнее тянуть домой, в свой угол. И чтобы рядом находился кто-то, кому можно верить. Лагерная наука выживать в любых условиях за счёт других ожесточила его. Витька уверовал: весь мир — бардак, все люди — продажные твари, бляди. Несколько исключений: мать, Лёха Обезьяна. Старый урка спас ему жизнь, когда у него, Пьяного, начали качать права и требовать объяснений: на каком основании он, скотиняка-работяга, лезет своим мужицким рылом в воровское корыто? Что за подобную наглость полагалось самозванцу, Витька досконально знал. В лучшем случае — трахнут по ушам. [275]В худшем…

Но за него вступился — «мазу поддержал» — сам пахан. И доказал всем, что Витёк — добрый хлопец. И пригласил лопать в свою «семью». Великая честь! Тем более — для пацана и лишь — «полуцветного». Его дальнейшую лагерную судьбу значительно облегчило то, что он «жрал» с самим Обезьяной. Лёха слыл большим авторитетом в среде преступников, и тепло его славы все годы согревало и Витьку Пьянкова.

И вот — Серёга Рыжий снова приглашает его на «дело».

Если Витька сейчас дешевнёт или дрогнет — последствия могут быть самыми крайними.

«Где же выход? — с безысходной тоской, заполонившей его, спрашивал он себя. — Где выход?»

И опять в его воображении возникла та сцена на Красноярской пересылке. Теперь я перед ними в вечной замазке. Навсегда! Нет выхода!

Ольга, вероятно, лишь дремавшая, обеспокоенно спросила:

— Куда ты, Bитя?

— Курну. Спи.

Он вышел в сенцы, нащупал на полке в ящике гвоздодёр, запутавшийся в шёлковых нитках, целая бобина их валялась с прошлых времён. Вернулся, остановился возле кровати, разделся, лёг, немного повозился в темноте и затих.

Пасмурным осенним утром Оля, разогрев на электроплитке чай и жареную с вечера картошку, тихонько позвала мужа позавтракать. Он не ответил. Она окликнула его вторично. Но он молчал — не шелохнулся даже. Тогда она, ничего не подозревая, приблизилась к нему и шепнула:

— Витя, вставай, уже двадцать седьмого…

И тронула его обнажённую руку. Она была холодна. Тогда Оля, мгновенно охваченная паническим страхом, ладонью провела по лицу мужа и громко вскрикнула. Тут же заплакала малышка.

Ольга повернула выключатель, бросилась к постели и принялась трясти мужа за плечи, глядя в его полузакрытые и словно выцветшие, без блеска, глаза. И заметила натянутую, из-за правого оттопыренного его уха, желтоватую шёлковую нить, привязанную к никелированной спинке кровати.

И тотчас больное и поэтому, вероятно, ещё более чуткое материнское сердце откликнулось: послышался шорох за занавеской, а несколько секунд спустя раздался душераздирающий вопль.

Рассказы выправлены в 2009 году

Мусор — милиционер, но так же называют тюремных и лагерных вертухаев (охранников и прочих служителей пенитенциарной системы).

Думочка — подушечка (воровская феня).

Люди голубой крови — воры, жульё и прочие масти преступного мира (воровская феня).

Люди — воры. Человек — вор. Больше никто не имеет права так называть себя. Если кто-то и назовёт себя человеком, блатные наказывают «самозванца».

Фуцан — простой мужик, работяга (тюремная феня).

Домашняк, фраер — обычный человек, ведущий нормальную человеческую жизнь, человек, у которого официально есть дом, семья (воровская феня). Ведущий воровской образ жизни не должен иметь собственности, а украденное «пропыжить», сдавая определённую часть в общак.

Мелодия — ничего общего с музыкой не имеет, так блатари называют отдел милиции (воровская феня).

Духарик — дерзкий, смелый, с «духом», человек (воровская феня).

Кодла — шайка, группа (воровская феня).

Порчак — порченный фраер (мужик), неиспорченные фраера — рабы блатных, не сопротивляющиеся их насилию (воровская феня).

Кованые — краплёные карты (феня мошенников и воров).

Прохаря — сапоги, обычно хромовые, излюбленная обувь блатных (воровская феня).

Почему-то узников, чаще ранее не суждённых, заводили вертухаи (надзиратели) из боксов по ночам. Вероятно, чтобы избавить новичков от издевательского обряда приёма.