Рязанов Михайлович - Наказание свободой

Предлагаемая читателю книга буквально омыта кровью автора. Это не трёп и не позёрство. Вот как всё было. Приблизительно двадцать шестого июля две тысячи первого года, когда первое издание её попало в тюремную библиотеку города Екатеринбурга, точнее — недели через две, меня выследила парочка неизвестных — он и она. Он — верзила под метр восемьдесят пять — девяносто, она — по плечо напарнику. Оба из одного ведомства. Какого? Того самого. Можете поразмыслить сами, уважаемый читатель. Кто может выследить вас, если вы предупредили о своём маршруте лишь жену? Правда, в присутствии телефонного аппарата.

Я почувствовал чей-то пристальный взгляд на себе, обернулся и увидел, что меня разглядывают двое через стеклянную перегородку, отделявшую магазин от торгового зала Центрального рынка, сверяясь с чем-то, что находилось в ладони спутника дамы. Убедившись, что не ошиблись, бугай весом в центнер и за ним его миниатюрная спутница ввалились в магазин.

Я сразу понял, что эта парочка явилась по мою душу. Мужчина, так назовём его, изобразил из себя пьяного и принялся материться. Причём матерщина, естественно, адресовалась мне. Субъект с офицерской выправкой костерил меня почём зря. Такое его поведение не только подтверждало мою догадку, но я почувствовал явственно исходящую от него угрозу, опасность. Как мне поступить? Постарался пойти на мировую, не поддаваться на провокации. Одновременно моё сознание обжигали мысли: почему вертухаи вылезли из своих тюремных нор и кровавых концлагерей и шастают по территории воли, как по концлагерному плацу? Для них, наверное, вся Россия — концлагерь и весь народ — зеки? Какая наглость! Но «пьяному» вежливо сказал:

— Пожалуйста, я уже расплатился. Покупайте, что вам нужно.

Дело в том, что незнакомец материл меня, утверждая, что я буду ещё полчаса возиться у прилавка.

На моё приглашение «пьяный» ответил потоком сквернословия, который подтвердил: передо мной вертухай. Вернее всего — тюремный. Подумалось: даже тут, на воле, они меня достали… И преследуют уже в открытую. Раньше — тиранили чужими руками. Все «кондомы» у них на крючке: не согласись с «предложениями», тебя технически загонят в угол.

Секунду я молчал, потом произнёс роковую для себя фразу:

— Идите вы сами туда, куда меня послали.

Впрочем, если б я даже не вымолвил ни слова, он, этот вертухай, выполнил бы (не мог не выполнить) поручение, равносильное приказу. Партнёрша же его всё это время молчала. Необходимая в подобных акциях «свидетельница».

Поскольку палач приблизился ко мне на убойное расстояние, то сразу, в тот же миг, когда я закончил фразу, последовал сокрушительный удар, ещё и ещё… Я загораживался от кулаков авоськой с купленными продуктами, но это — не бронежилет и, естественно, не мог защитить от напавшего. Да я и не мог оказать какого-то сопротивления под градом профессиональных ударов: хорошо тренированному палачу исполнилось лет тридцать пять — сорок, а мне скоро восьмой десяток. Меня уже тогда одолевали недуги, в том числе и эпилепсия, которой «наградили» такие же палачи из того же ведомства, измывавшиеся надо мной с семидесятого года, когда я опубликовал критическую статью в областной челябинской газете. Статья называлась «Почему погибла рабочая Евдокия Владимирова?». За статью меня нельзя было привлечь к ответственности («клевета на коммунистическую партию»), ибо в ней содержалась неопровержимая правда, но они мне после десятилетиями гадили, как могли, а могли они многое и довели здоровье вот до такого состояния. Однако вернёмся на место расправы. Со стороны я, наверное, очень походил на тренировочный мешок, по которому долбил, как я после сообразил, профессионал высокого разряда, думаю, было на ком ему тренироваться и до меня. В общем, ошеломило внезапное нападение «пьяного». Прекратил он свою «разминку» лишь после воплей двух продавщиц:

— Вы чего хулиганите в общественном месте?

— Прекратите хулиганство, а то я милицию вызову!

С милицией «хулигану» не захотелось иметь дело — пришлось бы предъявить документы. Правда, «хулигана» поддержала напарница: